— Стриптиз-клуб, правда? — вдруг переключается Лали с горькой обиды на детский восторг: — Как круто.
— Ага, именно, — пытаюсь убрать с экрана непотребство от Алевтины, которая продолжает спамить меня обнаженкой, но телефон, блин, завис. Выключаю его, зажав кнопку сбоку. — Ты же знаешь, что это, да?
— Конечно, — смотрит на меня как на полного придурка. — Я видела все эти фильмы про стриптиз.
— Для взрослых? — уточняю, приподняв бровь.
— Нет, не такие, как у тебя, — огорошивает меня случайным признанием в том, что уже порылась в моей коллекции. — «Стриптиз», там. И «Шоугёрлз».
Хм, надеюсь, она хотя бы постеснялась сунуть свой курносый носик в прикроватные тумбочки. Мы, конечно, пустим все это в дело, но нужна постепенность.
— Какое старье, — морщусь я, вспомнив Деми Мур на шесте.
— Нормальные фильмы, с сюжетом. Я тоже хочу в танцы, — вновь выдает она нечто такое, от чего у меня начинает дергаться левый глаз.
Гибкая, грациозная, идеально сложенная, в теории способная свести любого мужика с ума, но ни в эскорт, ни в стриптиз Лали не пойдет. Я не пущу. Хочу ее только себе. Себе и точка.
— Так танцуй дома перед зеркалом, — выдаю ревнивую фразу мужика-собственника и останавливаюсь у «МакДака». — Пошли уже кормиться.
Лали бросает на меня короткий, недовольный взгляд, который ясно дает понять, что строптивости в ней столько, что укрощать устанешь. Хотя нет, я не устану. Я люблю борзых девочек, которые острые на язык и даже хамят время от времени, и все это в обертке такой невинной внешности, как у Лали.
Мы входим в кафешку, и она словно сливается со здешним кричащим и безвкусным антуражем для бедных студентов. Я же чужероден. Такое чувство, что вдруг вернулся на двадцать лет назад, и сидит передо мной та самая настоящая, искренняя, любящая наотмашь и любимая до слез. Девочка, которая красила волосы в розовый, не парилась по поводу облупленного черного лака на ногтях и постоянно отжимала у меня куртки.
Она садится за недотертый стол, а я сглатываю тяжелый ком и иду за заказом. Беру себе отвратный черный кофе, который страшно подумать, чем бодяжат, а Лали — «Хэппи Мил» и еще много всякого местного пищевого мусора в придачу. Не знаю ее вкусов — пусть ест, что нравится.
— Это ты так намекаешь, что я мелкая? — спрашивает Лали, ткнув пальцем в «Хэппи Мил»?
— Как, тебе не интересно, какая там игрушка? — глупо шучу я, чтобы развеять муть, которая завязывается на душе. — Шутка. Если бы я считал тебя маленькой, прошлой ночью и пальцем бы не тронул. Кстати, дай-ка мне свой паспорт.
— Зачем? — насупливает заросшие бровки. — Ты не веришь, что мне восемнадцать?
— Верю, просто хочу посмотреть, — не отстаю я. — Не ломайся.
Нехотя открывает рюкзак и достает потрепанную красную книжечку. Протягивает ее мне с недовольным видом.
Открываю первую страницу и смотрю на ее детскую фотографию. Дни рождения у нас с Лали очень близко: мой, вот, на следующей неделе.
Не обманула. Ну почти.
— Так тебе исполнилось восемнадцать за два дня до нашей встречи? — внимательно смотрю на ее славное, молодое личико, расцвеченное плутовской улыбочкой.
Прекрасно. Чуть не переспал с малолеткой. Надо быть разборчивее в связях.
— Ну так исполнилось же, — уголки пухленьких губ вновь вздергиваются.
— Засранка, — констатирую я и делаю глоточек отвратного, почти остывшего кофе. — Ешь уже.
Она отодвигает подальше «Хэппи Мил» и вгрызается в бургер. Ест эту гадость, эротично облизывая пальцы, по которым стекают майонез и кетчуп. Я тоже хочу. Хочу облизать эту химозу с ее пальчиков. Так завлекательно хомячит, что это словно фуд-порно.
