— Стасик, да ни о чём. Ни о чём. Ты не подумай…
— Ну так чё, может, и я с вами тада посекретничаю?
Я поднялась, выпрямилась, положила руку на задрожавшее материно плечо.
— Выйдем.
— С какого бы?
— С такого, что тебе объяснения нужны. Или нет?
Я не стала дожидаться, пока он растормозится, и отправилась на кухню. Стас догнал меня в коридорчике, сграбастал своей лапищей за плечо, развернул к себе.
— Ты чё творишь, малая? Я чё, думаешь, не слышал?
Грубая, будто неумело вытесанная из рыхлого дерева рожа склонилась надо мной, вызывая страшные воспоминания. Каждый раз. Каждый раз. За все эти годы я так и не смогла побороть в себе этот животных страх. Но умела его маскировать. И, может быть, сейчас, мне приходилось делать это в последний раз.
Господи, хоть бы в последний раз...
— У нас был уговор. Я тя не трогаю, ты живёшь смирно! Так? А сёдня чё творишь? Чё это за мужик у тебя в спальне? Чё ты там матери про переезд плела? Ты хочешь, штоп всё повторилось? Хочешь, штоп я свои обещанья нарушил?
Внутри меня всё обрывалось и валилась в чёрную пустоту. Но я ещё держалась на ногах, не корчилась, не ныла и не умоляла меня простить, как это было в последний наш подобный разговор. Когда я предприняла свою первую и последнюю попытку сбежать из дома.
— Я тя предупреждаю, малая. Попытаешься от меня сбежать, матери реально поплохеет. Ей и так всё хреновее и хреновее. Таблеточки твои не помогают.
— Убери от меня свои руки, — мой голос снизился почти на октаву. Я вообще редко узнавала свой голос, когда говорила с ним.
Не дожидаясь, пока он среагирует, я сама смахнула загребущую лапу со своего плеча.
Кустистые брови поползли вверх.
— Не понял… это чё за разговоры? — в чёрных глазах промелькнуло понимание. — А-а-а-а, я понял, я понял. Ты этого суда привела, штоп он со мной поговорил, да? Кто он? Хахаль твой? Мы ж договаривались, што ты никого себе не заводишь!
На роже Стаса вдруг заиграла глумливая ухмылка:
— Я ж этого твоего щенка тапком прихлопну.
— Этот щенок, — прошипела я, — водитель Булатова. А я — с сегодняшнего дня его гувернантка.
Я ждала этого момента много лет. Я и представить не могла, насколько сладостным он мне покажется. Увидеть хотя бы проблеск страха в этих жутких чёрных зенках. Плюнуть ему в рожу что-нибудь такое, чтобы захлебнулся.
По бугристому лбу отчима поползли морщины:
— Ты чё несёшь? Ха-ха! Ты чё несёшь? Чё за бред? Булатова? Какого Булатова? Того самого Булатова?
И он заржал, хрипло и громко. Если этого человека можно было ненавидеть ещё больше, то сейчас именно это я и испытывала — ненависть буквально душила меня, ненависть пополам с ощущением своего полного бессилия. Но я не успела придумать, как его заткнуть. Это сделали за меня.
— Прошу прощения, — в коридоре возник Сергей с пустой кружкой. — Не хотел вмешиваться, но у вас всё в порядке?
Я готова была разрыдаться от облегчения. В присутствии отчима из меня будто всю жизнь высасывали, и на мгновение я даже позабыла, что в квартире я сейчас не одна.
— Всё в порядке, — я постаралась стряхнуть с себя неимоверное напряжение, сковавшее меня по рукам и ногам.
— Чё за чушь она мелет?
Я невольно вздрогнула. Стас никогда не считался ни с правилами приличия, ни с нормами поведения. Как и любая тупая скотина, он понимал только силу.
— Не уверен, что понимаю, о чём вы, — Сергей сохранял вежливый тон, но я видела, как он весь подобрался, будто готовился по необходимости перейти от слов к делу.
