Невротическая личность нашего времени - страница 2

Как известно каждому образованному человеку, понятие нормальности варьирует в зависимости от обстоятельств. Китайцы едят пищу, отличную от нашей; эскимосы имеют иное представление о чистоте; шаманы лечат людей иначе, чем современные врачи. Менее отдают себе отчёт в том, что есть различия не только в обычаях, но и в стремлениях и чувствах, хотя антропологи явно или неявно об этом говорили[5]. Одна из заслуг современной антропологии, как выразился Сепер[6], состоит в том, что она всегда, снова и снова, открывает нормальное. Есть основательные причины, по которым каждая культура цепляется за представление, что её чувства и стремления являются нормальным выражением “природы человека”[7], и психология не составляет исключения из этого правила. Например, Фрейд вывел из своих наблюдений, что женщина ревнивее мужчины, а затем попытался объяснить это как общее явление, биологическими причинами[8]. По-видимому, Фрейд предполагал также, что все люди испытывают чувство вины по поводу убийства[9]. Но, бесспорно, наибольшие вариации существуют как раз в установке по отношению к убийству. Как показал Петер Фрейхен”[10], эскимосы не считают, что убийцу надо наказывать. Во многих первобытных племенах ущерб, нанесённый семье убийством одного из её членов посторонним лицом, может быть искуплен доставлением заместителя. В некоторых культурах чувства матери, у которой убит сын, могут быть умиротворены усыновлением убийцы вместо убитого[11].

Дальнейшие открытия антропологов заставляют нас признать, что некоторые из наших представлений о природе человека весьма наивны, например, представления, будто человеку по природе его присущи такие свойства, как склонность к соревнованию, соперничество между братьями, сёстрами или теми и другими, близость чувства привязанности к сексуальности. Наше понятие нормальности происходит от одобрения некоторых стандартов поведения и чувствования в пределах некоторой группы, вырабатывающей эти стандарты у своих членов. Но сами стандарты зависят от культуры, эпохи, класса и пола.

В психологии отсюда вытекают более важные следствия, чем кажется на первый взгляд. Прежде всего, из этих факторов вытекает сомнение в нашем психологическом всеведении. Аналогии между поведением в нашей культуре и других культурах не позволяют нам заключить, что в обоих случаях действуют одинаковые мотивации. Недопустимо уже считать, что каждое новое психологическое наблюдение обнаруживает универсальную тенденцию, свойственную природе человека. Все эти вещи подтверждают мнение, неоднократно высказывавшееся некоторыми социологами, что не существует такой вещи, как нормальная психология, присущая всему человечеству.

Но эти ограничения более чем искупаются открывающимися новыми возможностями понимания. Важный вывод из этих антропологических открытий состоит в том, что чувства и установки в поразительной степени формируются условиями нашей жизни, культурными и индивидуальными, которые неразрывно переплетаются между собой. А это, в свою очередь, означает, что если мы знаем культурные условия нашей жизни, то перед нами открывается возможность гораздо глубже понять специальный характер нормальных чувств и установок в этой культуре. И поскольку неврозы суть отклонения от нормальных стандартов поведения, то они также смогут быть лучше поняты.

Следовать по этому пути в известной степени означает идти за Фрейдом, по тому пути, который привёл его к невозможному до него пониманию неврозов. Хотя в теории Фрейд сводил все свойства человека к биологически заданным стремлениям, он усиленно подчёркивал – и в теории, и ещё более в своей практике – что невроз невозможно понять без детального знания обстоятельств жизни индивида, особенно формирующих воздействий привязанности в раннем детстве. Применение того же принципа к проблеме нормальных и невротических структур в данной культуре означает, что мы не можем понять эти структуры без детального знания, как влияет эта специфическая культура на индивида