Невский проспект - страница 9

Еще в начале строительства от адмиралтейской эспланады в окружавшей ее лесной чаще были вырублены просеки. Они-то со временем и превратились в главные городские магистрали. Но создателем трилучия принято считать Еропкина. Именно он, разрабатывая план застройки Петербурга, рассчитал все так, чтобы даже с самого конца любой из улиц было видно Адмиралтейство (злополучный поворот Невского случился задолго до его вступления в должность). На башню Адмиралтейства, стройную и строгую, были ориентированы три луча, три главные улицы левобережной части города: Вознесенский проспект, Гороховая улица и главный проспект Петербурга – Невский, восточный и самый длинный луч трилучия.

А верфь, казалось, обосновалась в центре столицы навсегда. Но находиться рядом с царским дворцом – дело опасное. Судьба Адмиралтейства тому подтверждение. В 1783 году на верфи вспыхнул пожар, да такой сильный, что Екатерина II не на шутку перепугалась и повелела немедленно перевести Адмиралтейство в Кронштадт, где уже существовали ремонтные и судостроительные мастерские. Здание же посчитала разумным и полезным приспособить для Сената и Синода. Только решение императрицы пришлось не по вкусу чиновникам Адмиралтейства: это ж кому захочется добираться до работы в такую даль! И случилось то, что не раз случалось и наверняка еще будет случаться: затянули, заволокитили исполнение царского приказа, а потом и сама государыня отвлеклась на другие дела, показавшиеся ей более важными.

Э. Барт. Адмиралтейская площадь. Ок. 1823 г.

Преемник Екатерины Павел Петрович поступил, как всегда, несколько странно. Знал ведь, что еще в петровские времена верфь-крепость утратила какое бы то ни было оборонное значение, но вопреки очевидному усердно и поспешно занялся фортификационным укреплением Адмиралтейства. На гласисе, то пыльном, то слякотном, император муштровал солдат. До изнеможения.

А вот Александр Павлович желал видеть рядом со своим дворцом не плац-парад и не стапели, а что-нибудь благородное, ласкающее взор. Военно-морской министр адмирал Павел Васильевич Чичагов с пониманием отнесся к желанию монарха и порекомендовал ему архитектора, способного придать Адмиралтейству облик величественный и одновременно изящный (в полном соответствии с эстетическими пристрастиями любимого внука Екатерины Великой).

Архитектором этим был Андреян Дмитриевич Захаров, первый из русских зодчих Петербурга, названный гением. Но прежде чем рассказывать о создателе нынешнего Адмиралтейства, признанного одним из шедевров не только русской, но и мировой архитектуры, не могу умолчать о человеке, чья жизнь с Адмиралтейством связана неразрывно и кому город обязан тем, что строительство, вернее – перестройка здания была поручена не одному из многих пребывавших в то время в Петербурге именитых иностранцев, а именно Захарову.

Павел Васильевич Чичагов – адмирал наследственный, его батюшка Василий Яковлевич был человеком заслуженным, соратником Потемкина, преданным помощником Екатерины. Он навсегда остался на Невском проспекте (на памятнике перед Александринским театром) в числе сподвижников, окружающих императрицу. Любовь к морю в семействе Чичаговых тоже наследственная. Так что перед Павлом вопрос о выборе профессии не стоял: в 14 лет заступил он на флотскую службу, а после нескольких дальних походов начал учиться в военно-морском училище в Портсмуте. В 1795 году капитан 66-пушечного русского корабля «Ретвизан» вновь оказался в Англии. Его судно получило пробоины в совместном англо-русском сражении против французов. До Петербурга «Ретвизан» своим ходом дойти не мог, и Чичагов получил приказание «ввести корабль в Чатамский док, обшить его медью и устроить совершенно на английский образец». Русский капитан получил возможность наблюдать за работами в британских доках. Порядок и профессионализм кораблестроителей его покорили. Он писал с восхищением и искренней горечью за российский флот: «…имею пред глазами ежедневное производство работ, касательно кораблестроения, и деятельно уже более еще, нежели умозрительно вижу, сколь далеко находимся мы со флотом своим от подобия исправного флота…» Страстная заинтересованность молодого русского, его любознательность, способность вникать во все профессиональные детали вызвали интерес и симпатию управляющего доками Чарльза Проби. Он пригласил русского капитана к себе в дом. Тут-то и случилось то, что сделало Павла Чичагова сначала самым счастливым человеком на свете, потом – самым несчастным.