— Так передозировка была не из-за попытки суицида? — его губы почти коснулись уха.
Вместо ответа я тихонько всхлипнула. Жестокая ирония судьбы — мне не поверили врачи, а Блейк догадался сам. Тот, кто меня ненавидел, оказался проницательнее «спасителей».
— Долорес? — он все еще ждал реакции.
— Я просто хотела, чтобы эти двое заткнулись… — прошептала я ему в ключицу. — Господи, как же они орали друг на друга! Мама специально поставила звонок на громкую связь, чтобы я слышала…
Тело снова колотило как в ознобе — от воспоминаний и от бессилия. Я боялась, что если Блейк меня отпустит, я упаду как сломанная кукла, но он не ослаблял хватки. Рядом с ним ощущение опасности притуплялось.
— Идти сможешь? — чуть отклонившись назад, Блейк вгляделся в мое лицо.
Я напряглась:
— Куда?
Он же… не отправит меня в рехаб? После всего, что я рассказала!
— В спальню, разумеется, — ответ прозвучал двусмысленно. Блейк отвел глаза и пояснил: — Тебе надо отлежаться.
— Наверное… — я нехотя отстранилась.
Выпутываться из крепких и теплых объятий было зябко, как скинуть куртку на морозном склоне Аспена.[5] Если бы могла, я бы прижалась к Блейку еще сильнее.
Приняв заторможенность за последствия приступа, он подхватил меня на руки. Охнув от неожиданности, я вцепилась в его плечи и, уловив обволакивающий флер амбры, невольно зажмурилась.
Как один лишь запах мог вызывать томление в груди? Поднимать крошечные волоски на коже? Сбивать дыхание и заставлять сердце с удвоенной скоростью перекачивать кровь?
Почему я испытывала бурю эмоций в присутствии Блейка? Он ведь… презирал меня.
В качестве встречного аргумента память услужливо подсунула наш поцелуй в ванной — жаркий, требовательный и ненасытный. Нельзя целовать так страстно, и ничего при этом не испытывать!
Раздираемая сомнениями, я уперлась лбом в обтянутое пиджаком плечо, и оно заметно напряглось.
Что это было? Брезгливость? Неприязнь? Или моя близость все же вызывала ответное влечение?
Додумать я не успела. Быстрым шагом преодолев гостиную, Блейк занес меня в спальню и бережно уложил на кровать.
— Не уходи, — шепотом попросила я, стиснув его запястье, когда он подоткнул одеяло и выпрямился. — Просто побудь рядом, пока я усну… Пожалуйста!
Блейк освободил руку и с сомнением в глазах опустился на край матраса.
— Ты перенервничала. Это пройдет, — его голос звучал сухо.
Я чувствовала концентрирующуюся в воздухе неловкость — она крепла, как и стена отчуждения между нами. Уже завтра Блейк снова станет смотреть свысока, а я наверняка найду тысячу и один способ, как его взбесить.
Неужели нам обязательно все время ругаться?
— Почему мы не такие, как раньше? — с грустью вырвалось у меня.
— Да уж, — искренне усмехнулся он. — Раньше было проще.
Детство, делающее жизнь легкой и незамысловатой, давно закончилось. Теперь мы оба были другими.
— Спи, — Блейк наклонился ко мне и непринужденным жестом заправил за ухо выбившуюся прядь.
Мимолетное прикосновение, длящееся всего секунду, снова всколыхнуло сердце.
— А ты… останешься? Мне все еще страшно, — поежившись, я притянула колени к груди.
— Не бойся, — карие глаза потеплели. — Ты не одна.
Как бы мне хотелось всегда видеть Блейка таким понимающим и близким! Но уже через мгновение он отстранился — не ушел, но отодвинулся к самому краю кровати.
— С тобой не боюсь, — прошептала я, укутываясь в одеяло.
И засыпая, почувствовала на себе пристальный взгляд.
