Нежить Пржевальского - страница 3
«Это все благодаря одному единственному человеку!» – так скажет в своей торжественной речи наш генерал…
– Эй, – товарищ по парте толкнул меня локтем в бок.
– А?
– Уснул что ли?
– Да нет, задумался…
– Пантусов на тебя смотрит.
Я отогнал мысли о грядущих подвигах и заставил себя вернуться к лекции. Что там говорит Пантусов? Что-то про иссыкский курган. Про то, какой он особенный и непохожий на все остальные курганы. Мол, где это видано, чтобы скифы хоронили своих мертвецов в гробах, да еще в железных?
Неожиданно лекция прервалась.
В дверь постучали, и на пороге класса возник дежурный офицер. Пантусов спустился с кафедры, подошел к дежурному и о чем-то коротко с ним переговорил. Потом обернулся к классу, взгляд его начал переходить от курсанта к курсанту и, к моему удивлению, остановился на мне.
– Ботабаев…
Я встал из-за парты.
– Да, Николай Николаевич?
– Вас к директору, к полковнику Беку.
– Разрешите идти?
– Идите, от занятий вы на сегодня свободны.
Меня вызывает Бек! Но зачем? Может у меня неприятности по учебе? Странно…
Но настоящие странности были впереди.
***
Дежурный, доложивший обо мне полковнику, придержал дверь и сказал: «Вас ждут».
Я зашел в кабинет директора. Легенда степного сыска полковник Бек не любил канцелярскую мебель. В кабинете не было ни стульев, ни громоздких письменных столов. Обстановка некоторым образом напоминала казахскую юрту. Под ногами лежали толстые ковры. Они же украшали стены. В углу, под портретом государя, за невысоким круглым столиком-дастарханом сидел на полу, поджав под себя ноги, маленький сухощавый человек в расстегнутом от жары мундире.
– Курсант Ботабаев Асхат по вашему приказу прибыл, – говорю я.
И слышу в ответ: – Сядь.
Я сажусь на ковер. Бек не поднимает головы от карты, придавленной к столу книгами и саблей в ножнах. В руке у него штабное увеличительное стекло, без которого не разобрать названий рек, аулов и городов, нанесенных на карту мелким муравьиным письмом.
– Сколько раз говорил, – ворчит он себе под нос, – нанесите на карту Чимкент…
Я откашливаюсь и вдруг неожиданно для себя подсказываю шефу координаты потерянного города. Впервые за время моего присутствия он поднимает на меня красные от бессонницы и крепкого кумыса глаза.
– Это точно?
– Да, мырза.
Бек быстро, что-то помечает чернилами на карте.
– Ты чимкентский, что ли? – спрашивает он.
– Нет, мырза.
Односложный ответ его не устраивает, и тогда, поощренный кивком, я продолжаю:
– Готовлюсь к выпускным экзаменам. Много читаю.
Бек откидывается на ворох подушек, дотягивается рукой до бурдюка с кумысом и, перебалтывая его, смотрит на меня с озорством.
– Какой факультет?
– Языки и этнография.
– Тебя проверить?
– Да, мырза.
– Наказание за барымту?
– От двух до пяти лет каторги, с частичной или полной конфискацией скота. У некоторых казахских родов практикуется самосуд – отсечение руки, клеймение вора.
– Сколько рек течет в Семиречье?
Это вопрос с подвохом, но правильный ответ я знаю.
– Девять рек. Семь наземных – Лепсы, Каратал, Или, Чу, Аксу, Коксу – и… сейчас-сейчас… вспомнил… Тентек! И две подземные реки – Жылан и Коркыт.
Бек улыбается, и вопросы начинают сыпаться один за другим.
– Столица Коканда? Площадь острова Барсакельмес? Словесный портрет Худояра…
Вопросы мне хорошо знакомы, и я отвечаю на них, почти не задумываясь. Задав еще пару вопросов, Бек наконец иссяк. Сделал долгий глоток кумыса. Тыльной стороной ладони стер белую пенку с губы. Подобрался и стал серьезен.