– Даст. – Голос у Клода был красивый. Глубокий бас. – Она всю жизнь в долгах. Это совершенно нормальное для нее состояние. В прошлом году она не была богаче, а полтысячи дала.
– Не даст. Она окончательно помешалась на карьере Майкла. Мечтает, чтоб он стал олимпийским чемпионом.
– И при этом ей безразлично, сыта ее дочь или умирает от голода?
– Она же понимает, что деньги не мне, а тебе. И не на еду, на наркотики.
– На бизнес! Запомни уже! На благороднейший бизнес. Я приношу облегчение тем, кто несчастлив, кто нежен душой. Не у всех же такой сволочной характер и такое каменное сердце, как у твоей матери.
– Ну, прости… Не сердись…
– Заткнись! Корова!
На Корову Элайна не обижалась. Привыкла. Наоборот, это хороший знак. Раз Клод обозвал ее Коровой, значит, скоро от нее отстанет, переключится на другое или на других.
Что-то коровье в облике, характере и всей жизни Элайны несомненно было. Ее тридцатидвухлетнее тело, крупное, белое, немного жирное, котировалось как дорогая телятина. Нрав – безропотный и равнодушный, лучшего желать нельзя. Конечно, корова! Телка, как русские называют то ли глупых девушек, то ли проституток.
Канада. Калгари
– Ма! Я есть хочу! – крикнул Майкл из своей комнаты.
Нина не ответила.
Первое, что всегда и обязательно делает Нина, войдя в дом, немедленно распахивает дверь на бэкъярд, задний двор, и выпускает престарелого Акселя. Громадный бледно-желтый ретривер, заждавшийся этой сладостной минуты, вылетает во двор шустро не по годам. Он уважает хозяйские полы, но его мочевой пузырь небезразмерен, хоть он и большая собака. Заставлять животное так долго ждать невежливо. Приличные люди так себя не ведут, но чего не простишь любимой хозяйке?
Справив собачью нужду и набегавшись, Аксель уткнулся умной мордой в Нинины колени.
– Ты мой любимый, – вздохнула женщина.
Аксель откликнулся нежным поцелуем.
«И ты моя любимая, – думал он, дрожа от преданности. – Умру за тебя, весь мир порву за тебя!»
Его коричневые мокрые глаза, подернутые в углах мутной пленкой, смотрели по-человечьи и по-стариковски. Нина утонула в этом взгляде, несколько странных мыслей промелькнуло и исчезло. Она привычно потрепала крупную, как булыжник, собачью голову:
– Окей, псинка, leave me alone[2].
В раковине гора грязной посуды, по полу разлит апельсиновый сок. На кухонном столе пустые бумажные пакеты: два из-под сока, один из-под молока. В унитазе гордо болтается крупная, здоровая, отлично сформированная фекалия. Все в порядке, все как всегда!
– Ты научишься спускать за собой воду в унитазе?! – Нина ринулась в комнату Майкла. – Думаешь, мне приятно смотреть на твое дерьмо?
Майкл сидел за компьютером. Это была вторая из двух возможных для него домашних дислокаций.
Дома он либо спал, свернувшись под любимым круглогодичным пуховым одеялом на низкой тахте, либо сидел за компьютером.
– Почему апельсиновый сок по полу разлит?
– Я пакет на пол поставил… Аксель опрокинул… Я, наверное, закрыл неплотно.
– Правильно, Аксель во всем виноват. В унитаз тоже Аксель накакал?
На этот вопрос ответа не требовалось и не последовало.
Нина быстро расшвыряла по местам содержимое двух громадных продуктовых сумок. Мальчик растет и занимается спортом. Ему необходимо полноценное питание. Какая Нина молодец, что купила этот новый большой холодильник, сюда лошадь запихнуть можно, если очень надо! Холодильник дорогой, любую кухню украсит. Поэтому фотографию в треснувшей розовой рамочке из долларового магазина скромненько перевесим с передней стенки на боковую.
