Вот какая, собственно говоря, травматичная история приключилась. В первом классе учительница попросила каждого учащегося принести на урок внеклассного чтения свою любимую книгу[1]. Я был в восторге от этой затеи. Мы будем читать любимые книги! Я смогу разделить свою любовь с одноклассниками!
И вот с «Незнайкой на Луне» в портфеле я бегу в школу. И вот долгожданный урок. И вот очередь доходит до меня. И вот я объявляю свою любимую книгу…
…До меня не сразу доходят слова учительницы: «Эту книгу мы читать не будем. Она нам не подходит»… Этого не может быть… Так не бывает… Ведь еще Листик из Солнечного города говорил не просто об удовольствии от чтения, но о необходимости им делиться с другими коротышками. Удовольствие поддерживается через другого. Разве не так?
Теперь я, конечно, могу учительницу понять, но, впрочем, не оправдать. Да, действительно, «Незнайка на Луне» – книга серьезная, можно даже сказать, она представляет собой фундаментальный университетский труд, посвященный критике капиталистического дискурса, и в этом отношении она вовсе не детская, совсем не для первого класса, кто-то ошибся, написав на ней, что она предназначена «для детей младшего школьного возраста»[2]. И начинается она сразу с вопроса о времени и его относительности для людей больших и маленьких. Вот они, эти самые первые строки:
С тех пор как Незнайка совершил путешествие в Солнечный город, прошло два с половиной года.
Хотя для нас с вами это не так уж много, но для маленьких коротышек два с половиной года – срок очень большой [1, c. 5][3].
Время учительницы и мое не совпадали. В своем времени она, вероятно, была права, но в моем я был отвергнут. Если вы объявляете мою любимую книгу вне внеклассного чтения, то и я вместе с ней тоже оказываюсь вне, вне вашего класса. Внешний я человек, внесуществующий, как сказал бы Лакан. Типа с Луны свалился. Мы пребываем с учительницей в разных временны́х интервалах. Таков один из уроков урока внеклассного чтения.
Сколько раз мне предстояло в жизни слышать этот вопрос: «Ты что, с Луны свалился?!» Его задавала мама, учителя и даже друзья. Обычно вопрос этот означает, что человек не знает самых простых вещей. А кто вам, скажите, пожалуйста, разъяснил, что они простые? А кто утвердил, что данность дана, и всё тут? В духе того же Лакана, можно сказать: не-всё тут. Нет, не всё. Или даже: да не-всё тут, не-всё Dasein.
«Ты что, с Луны свалился?!» – так могла сказать из своего времени учительница. Свалился? Падение, даже если и мгновенное, связано со временем. Лакан, рассуждая об экспериментальной науке, которая определяется вводимой в реальное мерой, называет часы Гюйгенса «органом, реализующим гипотезу Галилея о гравитации тел, т. е. о равномерном ускорении, которое, будучи всегда одним и тем же, определяет закон всякого падения» [49, c. 56]. Лакан вообще нередко говорит о небесах, Луне и звездах, ведь он уверен, что именно с наблюдения за небом, звездами, созвездиями берет начало человеческая наука. Падение с Луны, впрочем, относится не столько к научному знанию, сколько к интерсубъективному времени, учреждающему порядок между людьми, в том числе, между учителями и учениками. Даже если ученики поют прямо на уроке The lunatic is in my head, The lunatic is in my head.
Да, вполне возможно, учительница была права. Недетское это дело рассуждать о времени, теории и практике, эмпирике и эмпиреях. Впрочем, почему бы не почитать
