Незнайка и космос капитализма - страница 5



! воскликнуть Незнайка – Дружба – Кабинет! Тем более что и в книге есть эпизод, когда лунатик Клюква, глядя на Незнайку и Козлика, признает: «Смотрите, братцы, значит, есть дружба на свете!» [1, c. 399].

Что, кстати, значит, – Незнайка стал логотипом «Кабинета»? – спросите вы. В каком смысле «логотипом»? Отпечатком слова, – ответим мы. А кто-то добавит: оттиском образа. Незнайка – тип оттиска, отпечаток не-знания. Он представляет нам ту мысль Лиотара, согласно которой дискурс и фигура соприсутствуют в любой репрезентации, но при этом остаются несоизмеримыми друг другу и несводимыми друг к другу. Кстати, о фигуре Незнайки. Она нам хорошо известна не только по описанию Николая Носова, но и благодаря иллюстрациям Генриха Валька. Незнайку отличает широкополая шляпа, из-под которой выбиваются резкие пряди волос, брюки, рубашечка с закатанными рукавами и галстук. Коротышки Цветочного города узнают его издалека, ведь одежда его бросается в глаза своими экстравагантными цветами – желтыми, канареечными брюками, оранжевой рубашкой, зеленым галстуком и голубой шляпой. Будем мы обращать внимание на всю эту пестроту, или не будем, – не важно, а важно то, повторим еще раз, что фигура эта не сводима к дискурсу, она оказывается всегда уже ему внеположенной, откуда мысль Лиотара о подрыве дискурсивного фигуральным; и даже по одной этой причине дискурс не может замкнуться, не может не стать не-всем. Фигура как бы торчит из дискурса, или, скажем, из него выбивается голубая шляпа. Видимое выглядывает из читаемого. Такова фигура речи. Истина при этом «обнаруживается не в порядке познания, она встречается в его беспорядке как событие» [82, c. 135]. Фигура разрывает дискурс, Незнайка совершает прорыв. Его явление – Событие.

Впрочем, для логотипа нашего журнала была выбрана другая фигура Незнайки, скажем, более технологическая – космическая, в скафандре и гермошлеме. Главное, однако, то, что Незнайка – фигура дискурса, основанная на отрицании. Можно сказать, он отрицает знание, а можно, что возвращает фигуру вытесненного знания, делая ее достоянием со-знания. Того знания, которое предполагает, как сказал бы Лакан и другого с маленькой буквы, и Другого с буквы большой. Сознание оказывается всегда уже совместным, разделенным, интерсубъективным. Похоже, об этом нам тоже говорит его имя – Незнайка.

Здесь, в связи с сознанием Незнайки, уместно вспомнить историю, произошедшую с ним во время путешествия в Солнечный город; историю которую можно назвать «Пробуждение совести». Начинается она с того, что Незнайка с помощью волшебной палочки превращает одного коротышку, кстати, невероятного любителя книг, в осла. Эпизод этот, кажется, не оставляет в сознании Незнайки никакого следа. Однако, когда он, лежа в номере гостиницы «Мальвазия», слушает сказку о сестрице Аленушке и братце Иванушке, превратившегося в козленочка, бессознательное восстает, совесть пробуждается. Такое с Незнайкой происходит впервые: «Он мысленно разговаривал сам с собой, и от этого ему казалось, что с ним разговаривает какой-то находящийся внутри него голос» [2, c. 283]. Этот голос упрекает, обвиняет, угрожает измучить так, что жизнь сахаром не покажется. Голос приходит в ночной тиши, когда стихает дневная суета, когда не слышен шум дня. И надо же, голос этот еще и усмехается, да к тому же уверяет, что Незнайка сам свою вину знает, вот только не знает, что знает: