Ни вензелей, ни китайца - страница 2

– Мама, что же ты не берёшь вензель? – спохватилась вдруг Эльвира.

– Ох, я и забыла. – ответила Марина. – Но я лучше панкейк.

– Заварить тебе ещё чаю?

– Если тебе не трудно, солнце.

Эльвира справилась очень шустро и принесла аккуратный чайник богемского фарфора и чашки. Но фильм они так и не досмотрели. Им обеим вдруг отчаянно захотелось поболтать. Мама и дочь поделились друг с другом последними новостями. Эля сообщила, что из Берлинского университета прислали положительный отзыв – она будет допущена в очный тур конкурса.

– Ну что же ты сразу не сказала! – воскликнула мама.

– Не знаю… – растерялась дочь.

Марину не переставало удивлять то, какой непрактичной бывает Эля. Иногда казалось, что вопросы судьбоносного характера её ничуть не волнуют, зато сколько внимания к мелочам! Эля была из тех детей, кто с упоением выбирает расцветку нового пледа или собирает пазлы, но кто теряется, когда его просят определиться с будущим. Как будто, думала Марина, дочке не хватает смелости или решительности для овладения собой и своей судьбой. И в то же время Марина была рада, что она есть у Эли, поскольку ей самой жизнь не оставила выбора и вынудила суетиться. Ценой тому стал отказ от всякой мечтательности, зато теперь она, добившись успеха, может позволить дочке подольше оставаться ребёнком. Марина попросила Элю пересесть на диван и рассказать поподробнее про Берлинский университет, чтобы она могла составить своё мнение. Дочь выложила ей чуть ли не всю историю этого места, с датами и именами, как обычно. Марине на какой-то миг показалось, что Берлинский особенным образом запал в душу девочки и, значит, ей надо туда. Но потом она вспомнила, что про Парижский дочь говорила с не меньшим вдохновением. Ну ладно, у них ещё будет время определиться.

– А у меня для тебя тоже новости. – сказала Марина.

– О, давай, мам. – ответила дочь.

– Это про Надю, ну, ту, из Кирова.

– А-а…

– Помнишь, я рассказывала тебе про её сына? Твой двоюродный брат.

– Помню, конечно!

– Он хочет поступать в институт в Москве. Может быть, остановится у нас.

– О, правда? Вот это здорово! – как будто искренне обрадовалась Эля.

И действительно, не то чтобы Эльвира прямо-таки засветилась от счастья, но вся её мимика – улыбка, приподнятые брови, широко раскрытые глаза, – не оставляли сомнений в том, что Эля чему-то рада. В моменты, подобные этим, Марина не могла понять свою дочь и поэтому расстраивалась. Ведь когда она говорила про Борю, она рассчитывала, что Эля сама смекнёт бесперспективность его намерений, удивится такой отчаянной наглости и столь резкой перемене Бориных жизненных ориентиров. Но дочь как будто не видела противоречий. Было ли это следствием того, что для самой Эли не существовало границ, или она просто слепа к этой стороне жизни, Марина не решалась определить. А иногда ей казалось, что дочь выражает свою радость как-то автоматически, как будто играя её и не зная своих настоящих мыслей и чувств. Вот и в этот раз было на то похоже, и чтобы поскорее отделаться от неприятного чувства, Марина сама объяснила Эле, что приезд Бори – это, в общем-то, очень странно. И Эля снова не разделила маминого скепсиса. Она сказала, что будет верить в Борю, а если надо, то и поможет ему с подготовкой. По крайней мере он энергичный, главное – направить его силы в нужное русло. Ну, а если и не получится у Бори, то тоже ничего страшного, он приобретёт опыт и, кто знает, по-настоящему загорится мечтой о поступлении. А тогда ему останется лишь усердно готовиться и попробовать через год.