Сапфира молчит, будто бы раздумывает, а на деле — кончики пальцев бывшей сломанной руки мелко подрагивают, словно она перебирает в них мысль, как невидимую нить.
Можно! Вот сейчас очень удобный случай. Алекс ощущает это интуитивно, и по старой привычке действует согласно наитию.
Шагает вперед, вставая за спиной Летучей широкой тяжелой тенью.
— Молчи, — шепчет в самое ушко, и алые губы, разомкнувшиеся для ответа, сжимаются вновь.
Вот сейчас, именно сейчас он и начал осознавать, почему именно она. Потому что если она сдастся и уступит, идеальнее неё покорной и не найти будет.
Именно поэтому – нужно продолжать. Решить её конфликт и сломать её окончательно.
— Она не будет продолжать, — Алекс проговаривает это, вставая высокой и широкой тенью за спиной Летучей, — я ей запретил.
— Но… — парень вскидывается возмущенно. Понятное дело, что он контрактник, он заплатил за этот вечер деньги и хочет получить свое.
— Но, — Алекс дергает крылом носа, и Нижний затыкается, — в порядке исключения, с тобой могу продолжить я.
Воздухом давится мальчишка на полу, воздухом давится Летучая.
— В-вы? – парень окидывает Алекса вдумчивым взглядом.
— Да, я предпочитаю девочек, конечно же, — а Козырь переводит взгляд на висок Летучей и ведет им вниз, по ровным скулам, по послушно сомкнутым губам, по голой шее, — но в этой ситуации, я лучше выберу жертву покрепче. Уж больно долог был мой перерыв. Да и нельзя мне девочек. Да, птица?
Она улыбается, сдержанно, ядовито, опускает подбородок в подтверждающем кивке. Алекс же как голодный хищник тянется ближе к её коже, втягивает жадно запах.
— Ты сдашься сегодня, Летучая, — шепчет для неё, уже почти ощущая вкус победы на языке. А она – задиристо вздергивает подбородок: «Еще посмотрим», но молчит, покорно молчит.
— Ну, так что? – Алекс переводит взгляд на стоящего на коленях Нижнего. — Ты согласен? Или возьмешь руки в ноги и свалишь на хрен. Затраты я тебе, конечно, компенсирую.
— И моральный ущерб? – нахально вскидывается парень.
— И его, — Алекс ухмыляется, — но если только пискнешь что-нибудь о своем разочаровании, учти – на то, чтоб выдрать твой язык, я разрешения спрашивать не буду.
Раб размышляет с минуту, опустив глаза и глядя на свои переплетенные пальцы. И глядя на него, Алекс с трудом удерживается от смеха.
Ломается.
Щенок ломается.
Пытается сделать вид, что его не кроет, что он действительно хочет отказаться ради денег.
Сделать вид, что он не такой, ну, разумеется.
А сам – поднимает башку, сильнее сцепляет пальцы.
— Я согласен, — дерзко задирая подбородок.
— Слышишь, Летучая, — Алекс снова шепчет склоняясь к её уху, — он согласен. А это значит – с этой секунды начинается твое наказание. Ты сядешь вон в то креслице в углу. Положишь ручки на коленочки. И не будешь отводить глаз. Поняла?
Ерепенистая дрянь – конечно же, она не делает того, что ей соответствует. Не опускает глаз, а вздергивает подбородок выше. Не кивает, а просто якобы по своей воле разворачивается и стучит каблуками в сторону указанного кресла.
Как можно наказать маленькую мазохистку, которая до мокрых трусов заводится от одной только выкрученной руки? Можно выпороть, взять свое, но при этом всегда останется риск, что она потом захочет снова пережить этот опыт и снова пойдет на более дерзкий шаг. Сейчас же цель иная – именно наказать, чтобы поняла, что вот это – то, единственное пресечение допустимого, которое не должно повториться впредь.
