— Ты безнадежна, — Гошик трагично разводит руками, — что ж, я сделал все что смог, тебя уже не спасти.
— Сделай такое одолжение, спаси съемку, — я сгребаю с кресла отобранные платья и пихаю их Георгинчику под нос, — если модели не будут готовы через восемь минут, Ольховский пошлет нас и будет прав. А я и так его едва уболтала на эту съемку.
— Это потому что я еще не вступал в переговоры, — Георгинчик задирает нос до небес.
— Семь минут, Гош!
Все-таки рассудок берет верх над нарциссизмом Звягинцева. Он одаряет меня взглядом “все приходится делать за тебя” и вихрем уносится в гримерку к моделям.
Почему он это делает?
Да по идее он и тряпки для фотосессии должен был отобрать.
Он же вместо этого на пару с Вэлом Марэ — дивным, но бессовестно блудливым парижским дизайнером, заехавшим в Москву всего на три дня, зажимали в углу какую-то модельку и пытались развести её на тройничок.
И когда я вывела Гошика из этой игры — он просто заявил, что я ему все испортила, и вместо того чтобы работать, начал расспрашивать меня про Алекса. И зачем я ему сказала про сегодняшнее судебное заседание, а?
Я не беспокоюсь.
Не волнуюсь.
Не переживаю, что Козырь передумает разводиться.
Не передумает.
Но это нетерпеливое томление, ожидание долгожданного подтверждения меняющегося всего — ох, как здорово оно тянет меня за душу.
Тянет-тянет-потянет…
До тех самых пор пока Вотсап мне не вибрирует в бедро, принося с собой фотографию судебного решения.
Читаю. Перечитываю. Третий раз перечитываю. Пытаюсь не улыбаться по-идиотски.
“...исковое требование Александра Эдуардовича Козыря о расторжении брака с… удовлетворить…”
“Это еще не все, Летучая” — прилетает мне следом многозначительное: “Выйди на улицу!”
А что на улице?
А на улице курьер.
Неожиданно лощеный, отглаженный, в отполированных ботинках и фуражке, коробку мне круглую белую вручает.
Я могла бы протянуть агонию, но это против моей природы. Я открываю коробку на первом же пролете лестницы, остановившись у окна. Перебираю белые ремни, что в ней прячутся, откапываю белую кошачью маску. И наконец добираюсь до главного — квадратного белого конверта с черным вензелем “W” на сургучной печати.
— Боже ты мой, господин Дягилев, понты дороже денег? — хихикаю, но без особой насмешки. В лоске и китче Уэйн толк знал.
Через пять минут я возвращаюсь в студию, крепко обнимая коробку одной рукой.
— Чего такая довольная? Козырь тачку тебе подарил? — беззлобно подкалывает меня Гошик, который терпеть не может, когда кто-то выглядит позитивнее его.
— Ты ужасно банален, — скалюсь я, — нет. Пригласил на оргию. И я тебя прошу, Георгин, завидуй молча!
На самом деле скрещиваю я пальчики в кармане совсем с другой мыслью в голове. Просто не хочу, чтоб в этот раз нам помешали!
Конечно, я была бы не я, если бы сборы на оргию у меня не заняли почти четыре часа живого времени. Потому что одежда для оргии — это не просто одежда, это часть твоего образа, которая должна соответствовать своей роли. И даже если ты просто дополнишь всю сбрую из кожаных полосок чулками из белой сетки и тончайшим комплектом кружевного белья — кто сказал, что выбрать нужный комплект белья, что будет идеально дополнять весь гарнитур, можно просто и быстро?
Когда подходит время — а я слежу за ним с непривычной даже для меня одержимой озабоченностью, мой телефон слабо вибрирует.
“Выезжай одна. Я найду тебя. Заслужи наказание!”
