— Киса, ты всегда такая зубастая или только когда не на поводке?
Как мило. Этот нахаленок еще и остроумным себя считает!
— А у тебя настолько плохо с перспективами, что ты решил подцепить на оргии девочку, которая у самого входа попалась? Может, походишь еще поищешь? А то в первый раз ты как-то промахнулся с выбором, медвежонок.
Вздрагиваю, когда моего плеча касаются длинные ловкие пальцы.
Вздрагиваю, встречаю ехидный взгляд, воинственно выдвигаю вперед челюсть.
Отступать мы не умеем, зато шлем нахрен и глазами, и прочей невербаликой.
— Это ты промахнулась, киса, — лениво тянет он, склоняя голову набок, — в этих залах не ищут секса. И я здесь его не ищу.
— А что же ищешь? — спрашиваю иронично, а его пальцы самым наглым образом берут меня за подбородок.
— Холст, — он произносит задумчиво, будто в уме накидывая какой-то набросок.
В зале шибари это сложно понимать как-то двояко. Он предлагает мне связывание.
— Умеешь так же? — уточняю, указывая взглядом на одну из связанных моделей.
— Нет, киса, — снова сверкает мне в лицо белоснежная улыбка, — я умею гораздо лучше.
Бож ты мой, какое самомнение… Наверное, именно на нем во всем мире горизонт и держится.
— Ну что, рискнешь? — тоном искусителя тянет мой собеседник. — Или это для тебя слишком, кисонька?
Я смеюсь. Боже, он что, и вправду так со всеми себя ведет? И сколько, интересно, на это дело западает дурочек?
С другой стороны…
Я задумчиво касаюсь взглядом тонких запястий блондинки, которую вытянули к потолку и поставили на самые носки. Как она дрожит… Какое напряжение в позе… Как пересохли губы…
Как отказаться от приключения, когда тебе: а) его позволили и б) совершенно не хочется отказываться?
В конце концов… В нахальстве тоже есть своя прелесть.
Бросаю оценивающий взгляд на ожидающего моего ответа мужчину. Сильные руки, рельефные. Можно попросить, чтобы вязал узлы посильнее, чтобы веревка прямо вгрызалась в кожу…
— У меня есть два условия, — произношу, позволяя себе чуть расслабить позу.
Бож ты мой, какая все-таки яркая у него улыбка. Стоматолог с её отбеливанием явно перестарался.
— Дай угадаю, — он опаляет меня своим ехидством, — только связывание и ничего больше? Не бойся, киса, я и не собирался предлагать тебе больше. Большее только для тех, кто меня впечатляет.
Мне хочется закатить глаза. Очень хочется. И я себе в этом не отказываю.
— Что ж, если ты такой догадливый и понял мое первое условие, — фыркаю в ответ, — тогда я проговорю второе. Ты свяжешь меня не в общем зале. Я старомодна. Хочу быть единственным произведением искусства на целый зал. Если ты, конечно, не врешь и действительно способен сделать из меня шедевр.
Он так долго бомбардировал меня вызовами, что и сам не замечает, как закусывает наживку.
— Иди за мной, киса, — угрожающе посверкивают его глаза из прорезей маски, — посмотрим, что из тебя выйдет.
Симфония этого вечера берет новый, какой-то совершенно дикий, восхитительный уровень. Будто яростные стоны скрипок заставляют воздух вокруг меня трепетать и меняться. Будто это не я иду куда-то за моим высоченным приключением, нет — это весь мир искажается и подстраивается соответственно моим желаниям. И вот он — новый зал. Пустой. Алый прожектор наведен так, чтобы узкая кушетка в центре зала смотрелась графично и сложно. А над ней — кольцо, на цепях под потолком висит.
— Ложись на живот, — кивает на кушетку Мастер Медведь, а сам удаляется куда-то туда, во тьму, где шуршит невидимой тканью, звякает невидимыми цепями.
