– Прости, задержался, – отрывисто бросил Октавин, подходя. – Пойдём вниз, стол заказан.
– Андрюша, привет, дорогой!..
– Здравствуйте, Викентий Матвеевич.
– Может, познакомишь со своей очаровательной дамой?
– Лада Алексеевна – мать моего сына. А тебе, думаю, господина Дальского представлять не надо?..
– Конечно. Очень приятно…
– Так вон оно что! Замечательно. И сколько ж у тебя, мой милый, этих сыновей-то?
– Да немного. Всего четверо.
– Ого! Ведь и дочки, кажется, есть?
– Не без того.
– Хо-хо! А вы, Лада (можно мне, старику, вас по-простому, без отчества?), чем занимаетесь?
– Пока – сыном, – сказала она. – А через месяц ещё огород прибавится…
– Замечательно! Самые достойные занятия для женщины. Вот бы все…
– Боюсь, Викентий Матвеевич, мы вынуждены вас покинуть…
– Конечно, Андрюшенька! Ступайте, милые, подальше из этой Арктики. Я скоро тоже…
Они спустились вниз, в ресторан с революционно-конструктивистским интерьером.
– А кухня, что, в духе военного коммунизма? – предположила она, усаживаясь за столик в, слава богу, тихом уголке.
– Тут итальянская, кажется, – ответил Октавин, рассеянно заглядывая в меню. – Не против?
– Ты же знаешь, я согласна на всё, кроме гадов морских и собачатины. Закажи сам что-нибудь, ладно?.. Ну, а теперь полюбуйся на младшего инфанта. Последняя фотосессия, – добавила она, когда официант отошёл.
Октавин, сделав заинтересованное лицо, принялся листать снимки, но почти сразу же зазвучал Бах, и он отдал ей телефон.
– Ты где? – Голос маман, как обычно, излучал онтологическое безадресное неодобрение всему и вся. – Я звонила по городскому, никто не берёт трубку!
– Ничего не случилось?.. А, да всё в порядке, они ещё с прогулки не вернулись… Я? Я на пароходе. Меня вот Андрей Сергеич сегодня выгуливает…
– Андрей Сергеич? – Тон у маман заметно смягчился, появились чуть ли не заискивающие нотки. – Очень любезно с его стороны. А… Вера Петровна, что, задержится, если ты вернёшься поздно?
– Да, мама, мы договорились. Хорошо, передам. Ладно. Ну, давай, потом созвонимся… У неё прямо чутьё на твоё присутствие, – пробормотала она, отключившись. – Обычно звонка не дождёшься, а тут вдруг без всякого повода…
– Анна Николаевна? Надеюсь, она в добром здравии?
– О, да. Чую, меня ещё ждёт разнос, что согласилась занять твоё драгоценное время, чтобы докучать своими мелочными проблемами. Для неё серьёзные господа вроде тебя носят ореол особой святости.
– А я не тяну, по-твоему?
– Ну, что ты! Это даже не обсуждается. Кто ж ещё, если не ты!.. Правда, у неё – и несерьёзные господа… короче, почти все, кто штаны носит, – априори во всём правы и требуют предельной почтительности.
– Верный подход, – самодовольно усмехнулся Октавин, откидываясь на спинку стула, чтобы не мешать официанту. – Она у тебя, как я заметил, – высшей категории душечка.
Душечка была хотя бы доброй и простодушной, – подумала Лада и произнесла:
– Это точно. Если б у вас с ней нашлось время для взаимного общения, она бы быстро прониклась проблемами предоставления логистических услуг в высокотехнологических отраслях, и начала давать советы…
– А, кстати, вспомнил! Моя родительница тут чего-то говорила, что хочет вас с мелким позвать к себе – то ли на майские, то ли ещё когда… Уважишь старуху?
– Конечно… Кокин, кстати…
– Я не понял: что за кличка у него теперь такая?
– А, это всё Ульяша. У неё ж по матушке корни на Севере, в Вятке. Там в местных говорах крестная мать называется «кока».
