Нюх-нюх…
В лифте пахнет… Товарищи, заклинаю вас всеми ароматами бытия, стирайте, пожалуйста, свои штаны хотя бы раз в неделю! Особенно если жизнь у вас до сих пор капает, а не течет.
Подъезд. Ясно: несёт типичными хрущобовскими квашеными кошками.
Магаз. Понятно: рыбку в седьмой раз перезамороженную завезли.
Беру хлеб «Селяночка», ряженку, редьку, боржом и сосиски «Папа может».
Если все это единовременно употребить в пищу, то завтра страшно представить, чем будет пахнуть. Опыт подсказывает, что просроченным ацетоном.
На кассе сидит женщина по имени Хадижат. Я ее хорошо знаю, эту Хадижат. Грудоёмкая такая женщина лет пятидесяти.
– Привет, Вова.
– Привет, Хадижат. Чуду готовила?
Чуду – это такое особенное дагестанское блюдо.
– Откуда знаешь, Вова?
– Разведка доложила.
– Разведка – это Насруддин?
– Ва-а-а, Хадижат. Сердцем я чую.
– Носом ты своим чуешь, Вова, а не сердцем. Знаю я все про тебя, Вова. Чуду я готовила, пропахла я чуду. Вот ты своим сердцем-носом и унюхал все… Э-э-эх… Приходи есть к нам чуду.
– Ва-а-а… Спасибо, Хадижат, зайду как-нибудь.
– Триста три рубля, Вова, с тебя.
Я не иду есть дагестанскую чуду, я иду есть нашу чудо-редьку. Делаю круг, чтобы прогуляться, по лесопарковой зоне.
Ой, запах… Кто-то разлагается. Наверное, какой-нибудь хомячок сдох. Миновали зону хомячьего разложения.
Величественный предзимний лес. Пахнет детскими моими самыми обожаемыми в мире мамиными сырниками из холодильника, мармеладом и лимонной цедрой.
До свидания, лес.
Захожу в подъезд. Квашеные кошки. Лифт, где капает, а не течет. Ментоловый шипр на этаже, моя родная кошка – первый снег.
Скоро жена придет из парикмахерской. А после парикмахерской она всегда пахнет почему-то клюквенной пастилой. Имею я право наконец-то хоть на какие-то эротические фантазии?
Хорошо в краю родном. Все пахнет как надо. Согласно генеральной линии и руководящей роли Бытия.
У Александра Сергеевича Пушкина, у «солнца русской поэзии» и «нашего всё», как известно, есть незаконченный текст, надо думать, несостоявшийся роман, который начинается словами: «Гости съезжались на дачу».
Очень многие пушкинисты-филологи на разные лады высказывали еще давным-давно и высказывают в наши дни одну и ту же мысль: эта фраза – лучшее, универсальное начало для любого романа.
Любой национальный роман идеально было бы начинать с этой фразы. Хоть американский, хоть готтентотский. В ней, в этой фразе, всё – и захватывающая интрига, и щемящий уют, и стилистическое благородство, и ностальгия. Не согласны?
«Дача» – явление очень русское. Даже в некоторые другие языки оно пришло из нашего языка. «Dacha». Типа «sputnik» или «pogrom».
Но дача – это не спутник и не погром. Дача – это дача. На которую съезжались и съезжаются и будут съезжаться гости во веки веков (не аминь!). Я об этом в своё время даже стишок написал:
У счастья – на грядке петрушка,
Из бруса пять на семь – дворец,
Из прошлого века игрушка,
А главное – свой огурец.
Приедет ли тетя из Жиздры?
Кого на какую кровать?
Но самое главное в жизни —
Чем будем шашлык поливать?
По пробкам ползет наудачу
Гостей дорогих караван.
Да, «гости съезжались на дачу» —
И в этом весь русский роман.
Под яблоней в местной Валгалле —
Селедка, грибочки, балык…
И главное дело: в мангале
Ворчливо шаманит шашлык.
И счастье – так близко, так просто,
И сколько ж его на веку!
От тоста оно и до тоста…
А может, теперь по чайку?
