Ничья длится мгновение (сборник) - страница 10

– Но-о-о!

– Нечего медлить. До станции пятнадцать верст.

Она стояла, не двигаясь, как каменная, пока телега не скрылась за поворотом.

А сегодня такая же подвода остановилась возле дома нотариуса. Было время – была бричка, как трон. Нынче – подвода. Еще бы веревку, шест – и можно сено или рожь грузить. Была когда-то бричка, как трон. А еще раньше были кудрявые волосы и серые, как у Винцаса, глаза.

Она и сегодня смотрела издали, затем подошла поближе, еще ближе, вытянула руки:

– Поди сюда, Римутис, поди ко мне.

Потом, опустив голову – давила скрученная жгутом толстая коса, – ждала, пока они простятся с ребенком.

– Поди сюда, Римутис, поди…

Взяла ребенка, будто своих было мало, – и Юозукас и мальчик.

Вот и снова он ей голову морочит, спрашивает:

– В Сибирь?

Она зажмурилась и кивнула:

– Да.

Мальчик сказал Римутису:

– Ты теперь всегда будешь играть со мной, хорошо? У меня большая лошадка, и грива, как у настоящего коня, видишь?

Она покормила детей. Потом сказала хозяйке:

– Я сегодня у нотариусов переночую, ладно?

Сегодня…

Она еще сама не знала, что теперь будет.

Римукас озирался в родном доме, где все было так странно.

– Тетенька, почему они не возвращаются? Почему все разбросало?

Убирать не стала, только притворила окна, двери и разобрала постель, ту, широкую, которую видела с чердака, сквозь пыльное окошко. Укрыла Римукаса, уже и сама собралась вытянуться рядом, но точно сильная рука удержала ее, не позволила. Постелила себе на полу, рядом с кроватью.

Хотела подумать, что же будет теперь, что ей делать, как вдруг услышала: скрип двери, потом – шаги. Вспомнила, что не заперла ни одного замка, натянула платье и вышла посмотреть.

Зажгла свет.

Перед ней стоял рослый, плечистый мужчина. Смотрел на нее сверху вниз.

– Весь день ждал, пока стемнеет, – сказал он. – Сюда, наверно, никто уже не заявится, а?

– Наверно…

– Известное дело, раз увезли, значит, не придут больше. А ты не выгонишь?

Промолчала.

– Мне дня на два, на три, пока все уляжется. Потом найду себе. Ну?

Снова ничего не ответила.

– Стариков моих выслали. Может, хочешь, чтобы и меня?

Кто он, этот человек, что стоит перед ней и смиренно просит приютить его? Кто?! Неужели Антанас Бернотас? Он шмыгнул носом.

– Я ж любил тебя… Мое дитя растишь…

– Молчи! – ответила она. Медленно оглядела его с головы до ног.

Юозукас, бывает, провинится и тоже так стоит: руки опустит, ноги сдвинет и голову набок.

– Когда уйдешь?

– Да дня через два, а может, и раньше.

Она показала ему на диван и пошла запереть дверь.

– Погоди, – сказал он, – может, лучше не в доме, а? Может, в сарай пойти?

Отыскала в прихожей старое пальто, платок, еще что-то.

– Идем.

На дворе осмотрелась. Никого. Ни живой души. Он бросил одежду на ровно сложенную поленницу. В темноте снова оживился.

– Слушай… Может, останешься? А?

Она молчала.

– Что ни говори, а баба ты ладная! Не ста-а-ре-ешь… Да и я еще не женат. Ну?

Потянул ее за руку:

– Вспомним, а?

– Пусти…

Она выдернула руку.

– Ну, ну! Ты теперь на коне. Твоя власть, а я – бродяга бездомный. Может, в ноги бухнуться?

Он обнял ее:

– Неужто я чужой тебе? Или обнимал не так?

Она с силой оттолкнула Антанаса и вышла из сарая.

– Ну, ну! – услышала вдогонку.

Что-то подступало к горлу, подымалось все выше и выше. Она вбежала в комнату, села на пол, там, где постелила себе, и чувствовала, что сейчас заплачет.

На кровати зашевелился Римукас.

– Я боюсь один, – тихо сказал он. – Ты так долго не приходила.