Нетрудно себе представить, что это было за путешествие в тесном вытянутом коробе, какими были вагоны того времени почтенной линии P. L. M.3 Интеллигентный доктор сидит тихо, застенчиво, в обществе двух немецких дам, которые тоже следуют в Геную. Завязывается разговор и он длится всю ночь напролёт с молоденькой фройляйн Изабеллой фон дер Пален, которая навсегда останется «очарованной» харизматичным профессором. Действительно, Ницше оказывается собеседником, каких еще не видела Германия. Он в приподнятом настроении. Он знает всё. Он много говорит и как никто другой умеет настолько красноречиво молчать, что кажется, само молчание наполняется его идеями. В кармане он носит томик Ларошфуко. Интересно, если он его раскрывал, то на какой странице? В свою очередь я открываю свой экземпляр и натыкаюсь на такую сентенцию: «Каждый хвалит свое сердце, но никто не осмеливается хвалить свой разумный дух4». Действительно, почему так?
Дело в том, что наше сердце даровано нам, и мы, так сказать, не несем за него ответа. А значит, мы должны просто принимать и любить его. Что касается нашего разумного духа, то мы его сформировали и поэтому немного скромности нам не помешает. Если заманчиво иметь несколько душ5, как говорит Баррес, то невозможно иметь несколько сердец. Даже если у нас много душ, только одно сердце удерживает их вместе. Душа как совершенствуется, так и мельчает, но сердце всегда остается целостным и нетронутым. Душа создает личность, а сердце – человека.
Ницше считает, что у него много сердца и мало духа. Позже он скажет обратное. Но в данный момент он думает не столько о своей работе, сколько о жизни. Что значит жить для него, провозвестника, которому грозит слепота, бедного, неизвестного, ослабевшего в раннем возрасте, и который, тем не менее, чувствует, что несет в себе интеллектуальное Евангелие завтрашнего дня? Жить – значит размышлять, трудиться и писать. А писать – значит излагать свои мысли, изливать свое сердце, перекладывать на другую чашу весов – чашу мечты – все то, что судьба не положила на чашу реальности, и тем самым возвращать равновесие – нивелировать несправедливость бесчеловечного. Он молча улыбается своим близоруким взглядом, потому что восполнение будет трагическим: рукописи, которые он запихнул в чемодан, – это динамит, способный взорвать мир.
Прибыв в Геную, залитую ярким солнцем, Ницше сразу же падает в постель с сильной головной болью, погрузив глаза в ночь. Двадцать четыре часа ему требуется для того, чтобы восстановить силы в гостиничном номере со ставнями, наглухо задвинутыми от солнца. Но его побег уже затруднён стенами новой тюрьмы – болезнью. Головные боли и воспаленные глаза настолько измучили его в последние месяцы, что он решил попросить у базельских властей отпуск на целый год. Лучше вообще не жить, чем продолжать подобное мученичество. Абсолютный покой, мягкий климат, прогулки, затемнённые комнаты – вот о чем он приехал просить у Италии. Неужели и она откажет ему в этом?
Он задумывается. Чего он достиг до сих пор? Напряженная жизнь студента, а затем профессора филологии, прерванная войной, несколько лет преподавания, в течение которых он осознал, что лингвистика – это основа всей философии и, как говорил Прудон, естественная история человеческой мысли. Он познакомился с Вагнером и с его незамысловатой символикой, переложенной на сложную музыку. И долгое время он жил, как греческий философ, который хотел стать латинским, но оказался в компании с напыщенными, призрачными персонажами германского леса. И всё таки он опубликовал «Рождение трагедии»
