Ницше в Италии - страница 3

Опасная, провокационная книга (он улыбается ещё сильней), в которой содержатся прекрасные целебные яды, предназначенные для христианского и романтического гуманизма. После этого он опубликовал несколько своих «Несвоевременных размышлений»7, а затем очерк «Рихард Вагнер в Байройте»8, чернила на котором едва успели высохнуть. Все это – за исключением его первой книги – до сих пор неизвестно широкой публике. Неважно. Сам Вагнер едва ли подозревает, что этот молодой ученик уже приготовил хинин для борьбы с лихорадкой, от которой он, композитор, делал людям прививки. Ещё несколько недель назад Ницше побывал в Байройте, но только для того, чтобы, наконец, освободиться. Теперь он исцелился от укуса древней змеи. И он исцелит тысячи других.

Юг, римская культура – вот рецепт, который он выписывает для себя. Всего несколько дней назад он написал торжествующему мастеру, который тоже уехал в Италию, в Неаполь: «Пусть Италия навсегда останется для вас страной начинаний». Каких именно начинаний? И это в шестьдесят три года? Нет, начинать будет он, Ницше. Германия слишком долго стесняла его дух, как затянувшаяся школьная хрестоматия. Теперь пришло время учиться заново, отряхнуться, освободиться.

Человек больше не является подопытным или набожным животным, как это торжественно утверждалось на протяжении веков. Человек изначально дышал жизнью. Но на смену старому страху смерти в его бедной голове приходит современный страх жить не в полную силу. Настоящее время оказывается переходом от разложившейся морали к новой. Отсюда возникает наша тревожность, наша откровенная растерянность. Задача художников – дать людям темы для вдохновения, столь же могучие, как и в прошлом. Вот почему небесполезно пересматривать в свете любящей, понимающей, возможно, даже восторженной психологии загадочные очертания и суровые души тех, кто жил и творил до нас. Давайте, подобно поэтам, станем «безмолвными видящими».

Давайте даже побудем больными людьми, если потребуется. Потому что есть мораль для здоровых и мораль для больных. «Больные, – сказал философ однажды, – не имеют права быть пессимистами». И все же именно здоровые люди чаще всего размышляют о смерти и страшатся ее. И это понятно. Ницше, который в течение пятнадцати лет своего великого творчества был умирающим человеком, искал смысл жизни. Благодать, данная художнику, – это способность сделать свое страдание объективным, избавиться от него, облекая его в форму. Больной Ницше делал это, пытаясь найти смысл жизни, а здоровый Толстой – в поисках смысла смерти.

Как-то вечером Ницше появляется в холле отеля и предлагает сопроводить двух дам по улицам старой Генуи, которую он никогда не видел. Но он не зря был учеником историка Якоба Буркхардта. Он мог мастерски рассказать об архитектуре этих грандиозных дворцов, принадлежавших разбогатевшим негоциантам, и восхищался тем, как продуманно они были построены – такие просторные, такие величественные, такие роскошные. Разве для этой завоевательной аристократии они не были превосходным выражением ее вкуса к жизни? Эти дома провозглашают, что у их владельцев было чувство бессмертия. Строить – значит утверждать, что вы живете незыблемо. Генуэзцы не просто жили, они хотели жить вечно. Строительство – это завоевание духа над материей, и, возможно, это лучшая демонстрация того, что, по словам Ницше, материя существует не сама по себе.