– Дайте мне сутки.
Это я Мальгусу говорю.
Мальгус смотрит на меня с презрением. Мальгусу вообще не до меня, Мальгус ест. Без соли ест, Мальгус соль не любит, соль чуждые привезли.
– Ну, хорошо…
Мальгус нехотя открывает тайник, отсчитывает мне ровно сутки, кладет на стол, подчеркнуто отворачивается.
Мальгус…
…в целях собственной безопасности мы должны поднять звезду снова на небо.
Это Мальгус.
Мальгус не скажет, чтобы убирались, откуда пришли.
Мальгус скажет – надо поднять звезду обратно на небо.
– Да не я это, не я!
Его зовут Фарид. Здесь всё просто. Фарид. У них имена не меняются, как был при рождении Фарид, так и остался.
– А где вы вечером были?
– Дома был, вон, жена подтвердит… что, не верите, да? Скажете, оба врем?
– Пока ничего не скажу… А еще кто в доме есть?
– Дочка есть…
– Я хочу поговорить с ней.
Фарид усмехается.
– Не получится это у вас.
– А в чем дело?
– А в том, что ей два месяца от роду.
– И?
– Чего И… э-э-эх, вы, послали вас тут убийцу искать, а сами-то ничего про нас не знаете…
Спохватываюсь:
– С трех лет говорят.
– Кто и в год говорит, вон, у сестры дочка в год уже смотрит, пальцем тычет, киса пошла домой…
– …мы его найдем, мы его сами голыми руками придушим на хрен…
Это Фарид.
Он мне про свое имя говорил, в честь какого-то героя назвали, он там всех спасал, всем помогал, еще что-то, уже не помню, что.
– Придушим на хрен…
Сжимается сердце.
Раньше я и не знал, как это – придушим. Чуждые мне показывали, сжимают горло сильно-сильно…
Я раньше и не знал, что так бывает.
Сжимают горло.
Сильно-сильно.
Они мне еще показывали. Лезвие. И еще показывали трубу, туда кусочек свинца кладут, а потом…
– …это же на всем поселении пятно теперь!
Не понимаю:
– Какое пятно?
– Так теперь про всех подумают…
Молчу.
– Надо еще восемь домов обойти…
Ночь приходит.
Открываем двери, чтобы впустить ночь, ставим на крыльцо огни, чтобы ночь нашла дорогу.
Светятся огни за рекой.
Там чуждые.
Чуждые на ночь двери закрывают, боятся ночи.
Не ночи они боятся, самих себя они боятся.
Это хозяйка моя.
Закрывает дверь в дом. Не понимаю, зачем закрывает, ночь же в дом не войдет.
– Вот от них и закрываю, хочешь, чтобы и нас туда же, как Ииииту?
Теперь я знаю её имя.
Ииииту.
А доброго вечера ей уже не пожелаю.
Жду, когда хозяйка уснет. Осторожно поднимаюсь на второй этаж, открываю дверь, чтобы пришла ночь. Потихоньку открываю ночь, запечатанную десять лет назад, я каждый год так делаю.
Погружаюсь в ночь, дивная была ночь, когда пели звезды…
…носятся над рекой чужие сны, потревоженные близким рассветом.
Стараюсь не смотреть сны чуждых – странные сны, чуждые сны, ну, какие чуждые, такие и сны.
Кровь.
Пепел.
Смерть.
И не та смерть, как бывает в конце долгой жизни, когда, что мог, совершил, и уснешь в вечную тишину, а такая смерть, которая приходит внезапно, только что не было – и вот она, настигла стремительно.
Малопонятное – ковчег.
Еще малопонятное – когда у тебя есть дом, и ты бросаешь все, и бежишь из дома, и в спешке вспоминаешь какие-то заученные правила, взять динг, динг, до кументов, не знаю, что это, он знают, я не знаю, надо у них спросить, они знают, почему до кументов брать надо, а после кументов нет. Потом какие-то воспоминания, сбивчивые, отрывистые, надо вернуться, там ноут, что такое ноут, некогда возвращаться, всё некогда, гриб над городом, гриб, какой гриб, а вот гриб над городом…
…сон обрывается.
В отчаянии стряхиваю с себя сон, никак не ожидал, что он закончится смертью.
