Никита Николаевич Моисеев. Судьба страны в судьбе ученого - страница 4
По словам Моисеева, в те счастливые детские годы стал он потомственным интеллигентом: «…То первоначальное представление об интеллигенции, об интеллигентности, которое я воспринял в детстве, так и осталось со мной на всю жизнь… именно сочетание гражданственности с нравственным началом и гуманистической системой обществоведческих суждений у меня связывается с понятием интеллигентности». От деда, бабушки, отца унаследовал он потребность трудиться умом и душой, сердцем. Оттуда у него доброжелательный интерес к людям, открытость ко всяким впечатлениям. Он был внимательным собеседником, чутким к чужому суждению. Когда с кем-то не соглашался, избегал критиковать прямо, тем более в резкой форме, тем более если собеседник был моложе его или ниже по положению. Как-то умел дать понять – не очень интересно, недодумано. «Мин херц, тут надо еще разобраться, подумайте», – обычно говорил в таких случаях.
Счастливое детство кончилось в конце 1928 года. Неожиданно был арестован Николай Карлович фон Мекк, занимавший немалый пост в ВСНХ, и вскоре расстрелян. Через год по «делу Промпартии» был арестован профессор Осадчий, а потом и его сослуживец, отец Моисеева. Сообщили, что Николай Сергеевич умер в тюремной больнице в конце 1930 года, а через несколько месяцев умер и дед Сергей Васильевич. Семья погрузилась в нужду, а одиннадцатилетний Никита остался в ней главным мужчиной.
Вместе с нуждой пришло и изгойство, оно не покидало Никиту Николаевича почти тридцать лет. В школе к нему относились как к буржую и сыну репрессированного. В пятнадцать лет он подал заявление о приеме в комсомол. Приятели, с кем бегал на лыжах и играл в волейбол, аплодировали Рахили Склянской (племяннице видного большевика), много, несправедливо и обидно говорившей о Никите и его семье. Мне трудно представить Моисеева плачущим, но он рассказывал, что под конец собрания при всех расплакался от обиды.
Жители дома на Сходне после арестов (справа налево: Ольга Ивановна Моисеева, Никита Моисеев, Сергей Моисеев; первая слева – Маргарита Васильевна Моисеева)
Он рвался в комсомол, потому что хотел быть как все, не хотел быть второго сорта. А получалось так, как будто он второго сорта.
Никита ходил в десятый класс, когда Академия наук СССР и Московский университет организовали математическую олимпиаду. Для будущих участников олимпиады открыли школьный математический кружок в «Стекловке» – Математическом институте имени В.А. Стеклова. Руководил кружком доцент мехмата И.М. Гельфанд. Сильные, примерные ученики записались в кружок. Никита не чувствовал себя сильным в математике, примерным тоже не был, но по настоянию учительницы математики стал заниматься в этом кружке. Там было интересно, и он стал лауреатом олимпиады. Получил право не сдавать экзамен по математике при поступлении на математическое отделение мехмата МГУ. Остальные экзамены сдал не хуже основной массы поступавших, но принят не был. Как когда-то отцу, ему объяснили, что рабоче-крестьянское правительство не будет тратить деньги на обучение таких, как он.
Несправедливость переживал отчаянно и от безысходности поступил в педагогический институт. Учеба там его не интересовала, в основном занимался лыжными гонками в юношеской сборной Москвы, и дело шло к тому, чтобы переходить в институт физкультуры. Тут в его судьбу вмешался случай, который еще не раз выручит его в жизни. Уже ближе к концу учебного года Моисеев зашел на мехмат повидать старых друзей и наткнулся на Гельфанда. Израиль Моисеевич спросил, почему это Моисеев не ходит на его семинар, поинтересовался, как сдал сессию. Тот ответил, что на мехмат его не приняли, и теперь он бегает на лыжах. Гельфанд повел Моисеева к декану мехмата Л.А. Тумаркину и попросил дать возможность «этому человеку» сдать зачеты и экзамены за весь год. «Он занимался у меня в кружке, если справится, то будет студентом не ниже среднего». Тумаркин разрешил, и в короткий срок с помощью друзей-студентов все было сдано. Так вопреки всем инструкциям, благодаря великодушию двух порядочных людей Моисеев стал студентом мехмата.