- Папа, а если она такой навсегда... останется? - мой голос предательски дрогнул, заставляя сосредоточиться не на мысли о том, что же в таком случае будет с нею, с нами, а на том, чтобы банально не расплакаться, как мальчишка, на глазах у Ульки и отца.
- При маме не смей говорить подобное! И сам так не думай!
Он обернулся, делая шаг ко мне. И я, поддаваясь внезапному порыву, шагнул навстречу тоже и обнял его двумя руками, как в детстве, сквозь слезы, сквозь шум в ушах, слыша, как падает на пол Улькина книжка и ощущая, как с плачем сестренка вжимается в нас сбоку.
18. 17 глава. Новая жизнь
Я не заметила, как уехала мама. Ничего не изменилось. Просто вдруг не стало ее рассказов о молодости, о том, с какими воспоминаниями связана вот эта кружка, о том, как она читала и кто подарил вот эту книгу. Мне порой казалось, что она просто боится молчать рядом со мной, боится заняться своими делами, показать, что я - не центр ее мироздания, показать, что мир крутится не вокруг меня.
Теперь роль мамы перешла по наследству бабушке, маминой маме, Любочке, как ее называли все, даже мой дед, даже отец. Теперь уже она, зачем-то напялив мамину блузку (которая, кстати сказать, была ей маловата!) хлопотала около меня, ни на мгновение не закрывая рот. Хм, неужели думает, что я, глядя на блузку эту, буду думать, что мама никуда не уехала? Смешно!
Я даже знала, где она! Кроме того, что я тронулась умом, больше ведь ничего не случилось! И всего-то делов! Ни слух не потеряла, ни голос, а уж зрение, так кажется, лучше стало - ничего себе три месяца без компа и книжек, и даже без телефона.
Из окон старинного двухэтажного домика с узкими окнами-бойницами, одна из восьми квартир которого принадлежала моим дедушке и бабушке, был виден такой же старинный дворик. В этом маленьком городе все было такое - старинное, маленькое, тихое, сонное, как муха на подоконнике, как Полина после "пора принимать таблеточку". В этом городе не было ветра, и казалось, сонное солнце вяло пробивалось сквозь крону большого тополя, раскинувшего свои ветви прямо возле окна, отчего света не хватало, и на земле под ним всегда была тень.
Вчера, перед маминым отъездом, мне, наконец-то, разрешили книги. Мама специально отобрала из своей детской коллекции те, которые, по ее мнению, не могут навредить моей психике еще больше (хотя, куда уж больше?). Наивная мама! Она думает, что я боюсь ведьм и колец, что меня пугает сверхестественное и мистическое!
Мама уехала, потому что папа умудрился где-то подхватить грипп, Ульянка собиралась в летний лагерь, а у... того, чье имя при мне нельзя произносить, начинались экзамены в универе. Это все, конечно, было очень важно. Маме нужно было быть с семьей. С семьей, к которой Я теперь не имела отношения. Меня, как сломанную игрушку, не выбросили, нет, - ностальгия замучает! - отправили в детский сад, чтобы там доломали, заиграли до дыр дети... Я улыбнулась - мои "дети" давно на пенсии, но играют очень активно! Не позволяют на полочке простаивать! Вот опять началось!
- Полиночка, милая, будешь пирожки? С капустой испекла, с повидлом яблочным, с творогом... Смотри, какие румяные. Румяные же?
- Румяные, - без интереса смотрю я.
- С чем ты будешь?
Сейчас есть два варианта. Первый, очень заманчивый, сказать так: "А с чем пирожки?" И наблюдать за тем, как бледнеет бабушка. И второй, тот, который произношу я - он более утомителен, но бабушка ждет именно его:
