Николай Михайлович Пржевальский. Путешествие длиною в жизнь - страница 35



„Ну, так вы и скажите, – начал Ив[ан] Петр[ич], – что Людовик при прекрасном образовании и блестящих талантах мог бы быть украшением престола, но сделался плохим государем“.

И много других подобных анекдотов было на этом экзамене, но боюсь утомить внимание моего читателя [и] не привожу их здесь, тем более что все они высказывают уже давно известную идею ‹нрзб.› о ‹нрзб.› убеждениях Шульгина.

С каждым днем количество экзаменующихся все больше и больше уменьшалось, так что поступило в Академию только 90 человек. Остальные, получив обратные [прогоны], отправились восвояси.

Я остался в числе поступивших. Весь октябрь прошел у нас в черчении штрихов, которым мы занимались бог знает для какой цели. Пока же с ноября начались самые лекции, на которых я более или менее познакомился с нашими профессорами, с их образом мыслей и убеждениями, кроме того, я встретил здесь круг товарищей, совершенно отличный во всем от полкового общества, но все эти впечатления я оставлю до следующего рассказа».

Мы обратили внимание на высказывания Пржевальского о Французской революции, которая «снесла всю дрянь» и выработала новые социальные идеи. Молодой подпоручик Пржевальский был возмущен тем, что Шульгин представил Французскую революцию чуть ли не как «самый мерзкий факт во всей истории», и переживал, что он убедит в этом юные умы и им будет трудно освободиться от идей (единодержавие есть совершеннейший и лучший образ правления), внушенных профессором И. П. Шульгиным.

«В Петербурге жизнь моя, – вспоминал позднее путешественник, – шла довольно однообразно: я был почти всем чужой; обыкновенно профессора, окончив лекции, тотчас же уходили». «Сначала мне приходилось сильно бедствовать, а подчас и совсем обходиться без обеда. В свободное время много читал, но военными науками не занимался и, вообще, не чувствовал к ним ни малейшего расположения» (Пржевальский, 1888а, с. 534).

Поступивший в академию Пржевальский «обращал на себя внимание». По воспоминаниям его товарища Михаила Васильевича Лауница, «он был высокого роста, хорошо сложен, но худощав, симпатичен по наружности и несколько нервен. Прядь белых волос в верхней части виска при общей смуглости лица и черных волосах привлекала к себе невольное внимание» (Дубровин, 1890, с. 28).


Николай Пржевальский. Санкт-Петербург, 1861 или 1863 г.


Самая ранняя фотография Николая Пржевальского, сохранившаяся в нашей семье, сделана в петербургском фотоателье. В Петербург он приехал впервые осенью 1861 г., поэтому фотография не могла быть сделана раньше этого времени[114]. На этом фото у Николая не просматривается «прядь белых волос в верхней части виска», но есть эполеты и сабля. Возможно, он сфотографировался сразу по приезде в Петербург, будучи в чине подпоручика (с 25 мая 1861 г.), или на фото запечатлен 24-летний Николай, получивший чин поручика (5 июня). Курс обучения в академии был рассчитан на два года. На общем отделении главными предметами были тактика, стратегия, военная история, военная администрация, военная статистика, геодезия с картографией, съемкой и черчением, вспомогательными – русский язык, сведения по артиллерийской и инженерной части, политическая история, международное право и иностранные языки. В то время, когда в академии учился Николай Пржевальский, ее возглавлял генерал-лейтенант Александр Карлович Баумгартен (1857–1862), затем генерал-лейтенант Александр Николаевич Леонтьев (1862–1878). Преподавали военную историю и стратегию капитан Александр Иванович Беренс, военную тактику – штабс-капитан Генрих Антонович Леер и штабс-капитан Михаил Иванович Драгомиров. Профессором тактики был подполковник Петр Иванович Мезенцов, фортификации – полковник Александр Ильич Квист, русского языка – профессор, коллежский советник Алексей Дмитриевич Галахов, французского – надворный советник Кун (Императорская Николаевская… [Электронный ресурс]).