– Добрый вечер, – поздоровался Сергей, подмигнув Альфире, смотревшей на него с широкой улыбкой. Ее смешил друг Максима, пускай она и видела его пару раз, воспринимая комплименты и невинные подкаты как шутки, особенно глядя на насупившиеся брови Юли. Это Оля, сестра Алисы.
– Это Сергей, а это Мэй, – представила Альфира.
– Очень приятно, – Мэй подошла к Оле и взяла ее за руку. – Мы хотим помочь.
– Да-да, Сережа говорил об этом. Надеюсь, у вас получится. Я не знаю, что дальше делать, – Оля всплакнула, и Мэй, опередив ее, деликатно обняла девушку.
– Для этого мы здесь. Все будет хорошо, – тихо сказала Мэй.
Сергей стоял напряженный и бледный. Это был невеселый самец, каким его помнила Альфира. Он показался ей гораздо старше и понравился, быть серьезным ему шло гораздо больше. Сергей смотрел то на Альфиру, то на Мэй и Олю, и Альфира видела, что все чаще он смотрит на Мэй, а она, поймав его долгий взгляд, что-то передала ему глазами, и он кивнул сам себе.
– Идемте, а то скоро станет совсем поздно, – сказала Оля, хотя небо и не думало сворачивать солнечную программу, до заката оставалось еще честных три часа.
– Идемте быстрее, а то не успеем, – Оля с тревогой посмотрела в небо.
Они вошли в дом с черного входа, второго выхода из подъезда, где не было камер полиции и можно было незаметно пробраться к автобусным остановкам. Альфира сразу почувствовала другую атмосферу в доме, отличную от их панельных многоэтажек настоящей Москвы. И дело было даже не в том, что все было вполне новым, особенно лифт корейского производителя автомобилей, а в свете, в запахе из квартир, в стойком ощущении того, что здесь живет другое поколение, пожелавшее отпочковаться и расти самостоятельно, вдали от застарелых традиций и правил жизни, создавая на шатком фундаменте малого опыта свои традиции и правила, пускай и ошибочные, глупые, но свои. Так ей казалось, так она видела это сквозь разноцветные двери, слыша голоса и улавливая запахи кухни, стойкий запах кофе и модных духов, без привкуса разлитого пива или застарелой жизни, окутывавшей каждого, кто делал шаг в ее подъезд. А еще она не почувствовала вони из банок и бутылок с окурками, стоявшими на каждом этаже в ее доме, у Юли дела обстояли еще хуже, соседи курили с закрытыми окнами, потому что им дуло.
Все пропало, как только они вошли внутрь квартиры. Уютная, в прошлом, евродвушка с белыми стенами и простым беленым потолком, простыми деревянными дверями в санузел и кладовку, кухня открытая, большая с диваном и квадратным столом. Света много, окна большие, но в квартире темно и холодно, хотя из окон льется вечерний свет и тепло летнего вечера. Оля сняла босоножки и прошла в кухню. Она изменилась, выпрямилась, в глазах горел черный огонь, затмевая природную голубизну.
– У вас ничего не выйдет. Если вы сделаете еще хоть шаг, то пожалеете, – прорычала Оля, на губах проявилась зловещая улыбка, а зубы щелкнули в предвкушении крови.
– Альфира, что с тобой? – Мэй сжала ее руку, она оказалась каменной.
Альфира смотрела в комнату. Дверь была открыта настежь, ручка врезалась в стену после яростного удара. В комнате царил непроницаемый мрак, в котором что-то копошилось. Это что-то дыхнуло, и из комнаты вырвался удушливый смрад подземелья – вот чем воняло здесь, забивая с первого вдоха нос и горло липкой слизью.
– Не смотри на меня! Не смотри на меня! – дико заорала девушка. Тонкий голос дрожал от ярости и боли. – Уходи! Уходи! Уходи!
