Один вопрос на тысячу ночей.
На тысячу опавших лепестков души.
На каждый белый волос и морщину.
Мы здесь состарились, ты помнишь, здесь скатилися с вершин
В столь непроглядную, дремучую лощину.
Лощину уставшей седой квартиры,
Где годы дождем затекли в мешок.
-А хорошо ли мы жизнь прожили?
-Жили.
Значит, уже хорошо.
Скажи мне, Нина,
Чем не действующая мина
Особенна в минном поле?
Она – пробоина грядки смерти?
Или она – в безжизненной тверди
Облегчение чей-то доли?
Послушай, Нина,
Если похитить картину,
А деньгами приют обеспечить,
Ты, верно, станешь преступником,
(Да, непременно, преступником!)
Но преступником человечным?
Больно или легко,
Не думая ни о ком,
Одиноко шагать в толпе?
Стыдно, глупо и аморально
Или, в действительности, нормально
Гвозди дергать в чужой судьбе?
Знаешь, Нина, ночами
Оттого на душе печально,
Что вопросами я томим.
Знаешь, Нина…
Если жизнь – пантомима,
То я никудышный мим.
Заходился в песне ветер,
Кожу покрывала рябь.
На земле красивых сплетен
Ёжик некрасиво зяб.
Ночью, что в лесу густа,
Спал в ногах сосны кудрявой,
Без подушки, с одеялом
В виде чахлого листа.
Грустно дрожа, шагал по тропинке.
Ведь в детстве ему объяснила мать:
Сотня игл на серой спинке
Мешает ежика обнимать.
Он мёрз и грезил о кусочке тепла.
Но вдруг увидал среди чащи зеленой,
Пушистые лапы у костерка
Под елочкой грел котёнок.
Лохматый, счастливый, глазам не веря,
Он дружелюбно повёл хвостом
И с продрогшим, колючим зверем
Поделился своим теплом.
«Знаешь, ёжик, в иголках ты весь.
А значит, как и в надежном крове,
Пуще всех, что на свете есть,
Нуждаешься в тёплом слове!»
Где-то по лесу рыскают волки,
Но взяли чувства широкий размах -
Ежика обняли на словах,
Не в помеху которым иголки.
Два друга смеялись в густых потёмках,
Один из них думал о светлом дне,
Когда удастся найти котёнка
Каждому ёжику на Земле.
Молоток.
Циферблат.
Часовая.
Минутная.
Искры.
Треск.
Мне секунда с тобой
Дорожи всей жизни без.
“Скрипнула, кряхтя отворившись, дверь…”
Скрипнула, кряхтя отворившись, дверь.
Грянула очередь грузных шагов.
Жизнь чередой бестолковых потерь
Смежные души лишает слов.
Я должен уйти. Ты должна остаться.
«Любовь без проблем» рухнула в вечность.
Но шепчут звезды, мол, может статься,
Чуждо любви источать беспечность.
Не хочу. Не могу. Ну летим же со мной!
Меня быстро уносит все дальше и выше,
И просит соседка, тряся сединой:
«Сделайте сердце своё потише.»
Небо точит крыльев тупая бритва.
Я за тем, костенея, слежу в упор.
«Люблю» звенит в голове как молитва.
«Полгода» – как приговор.
Но я вернусь, только жди и помни.
Помни и жди! Я вернусь к тебе!
Пока есть кому плакать во мраке комнат,
Любовь будет теплиться в каждой слезе.
Если ты меня обманула…
И твои глаза – все-таки море,
То из всех,
Кто отдал концы,
Утопленники,
Плюя на горе -
Самые счастливые
Мертвецы.
“Какао в кружке. Дождь рычит…”
Какао в кружке. Дождь рычит.
И тишина по швам трещит,
Плюётся листьями берёз.
Дороги корчатся от слез.
За горизонтом ночь горит -
Пространство режут фонари
И чуждым тьме столбиком света
Подсвечивают пятки лету.
А кто-то хлюпает по лужам.
Кому-то этот кто-то нужен,
Но, он кривится потому,
Что снова нужен не тому.
Если горишь,
Не страшно взмокнуть.
В моей квартире настежь окна.
А шквал рыданий
Гулко пОлнит залы -
То плачут небеса,
Что ты от них
Сбежала.
И все бы ничего.
И жаловаться – грех.
Но у судьбы
Скрипуч и едок смех.
Зрачки густеют и коптят -
