Шёл мягкий снег.
И тут же таял,
Коснувшись мокрой мостовой.
Пришла зима. Зима без правил
Пришла за мной.
Сидит и вяжет.
Мирскую пряжу.
Холодный ветер нитью на железных спицах
Веет кругом снежиночные братии,
Что исчезают боле на моих ресницах,
А на чужие оседают кстати.
И ночью небо точечно блестит,
Выстраивая звезды в моё имя.
И, распаляясь, просит пойти с ними
Рассвет, которым горизонт горит.
И весь мир мой.
Но в этот день погожий,
Не помню, вечером иль по утру,
Спросил меня невидимый прохожий,
Не много ли я на себя беру?
“В небе тучки грозят растаять…”
В небе тучки грозят растаять.
В студне глаз распалилась заря.
Как же правильно жить?
Не знаю.
Я инструкцию потерял.
Мне больше нечего сказать.
Гремит святая акколада.
В ножнах язык.
И впредь – молчать.
Стать рыцарем немого взгляда.
Быть с болтунами на ножах.
Слова в избытке -
Звон в ушах!
А бессловесье -
Матерь мысли,
Основа смысловой корысти.
Ночь украшает тишина,
Скользящая по бездорожью.
Мудро сапфирная луна
Молчит над голосистой рожью.
Суть тишины крайне легка:
Быть выше,
Но не с высока,
Смотреть на тех,
Кто болтовней весь день
Изводит всех, кого не лень.
Смотреть…
И чествовать немых.
Ведь не порок – молчать губами,
Душой нести для остальных
Мысль, не избитую словами.
Быть в сотне холостых одним,
Впивающимся в сердце.
На рождество быть иноверцем.
Кричать: «Давайте помолчим!»
И помолчать…
И помолчать…
И помолчать.
Сквозь едкий, кислый гомон
Все уповать на будущую рать.
Ведь когда сможем через проседь лет,
Сказать «люблю» прикосновением,
Волшебным станет то мгновение,
Жизнь облачится в праздный свет.
Волна болтовни покоряет ухабы.
Бьется о череп, по мозгу стучит.
Люди земли!
На минутку хотя бы
Давайте же все помолчим!
“Снова не то. Снова не та…”
Снова не то. Снова не та.
И опять чернильная пустота,
Мертвой струей из-под лживо блестящих глаз,
Тщетно пихает стекло за алмаз.
Я гляжу сквозь тебя на сестрицу Луну.
А она все ножом да по самому дну.
Льёт в эту призму медно-сливочный свет
И все тычет в лицо мне тем, чего нет.
Птица-ночь из хвоста выдирает перо,
Чтоб, когда отвернусь, мне всадить под ребро.
Нет. Я не дамся вам мрачные бестии!
Пусть глаза уже тонут , зато сердце на месте.
Так же бьет и искрит под кожей.
От того будет день погожим,
Даже в эту людскую метель
У последнего из людей.
“Мир чуть странен и чуть жесток…”
Мир чуть странен и чуть жесток:
Клоун грустит, а поэт одинок.
Один смеётся, рыдая потоком.
Другой любовь пускает по строкам.
Пред сим парадоксом природа немеет:
Дарят они, чего не имеют.
Мир чуть странен и чуть жесток.
Но грусть ли это или я одинок?
“Встань у моря и плюй на горе…”
Встань у моря
И плюй на горе!
Грусти свинцовый кол
Раствори в бороде у волн.
А после – дай себя утопить!
Но не так, чтобы тварей морских кормить!
А, вопреки мировым убеждениям,
Иди ко дну ради перерождения!
Зарой там в песок, что гнетёт и гложет.
И, если попросишь, море поможет!
Берег запрячет в синем узоре.
Ты стой там смело и плюй на горе!
О,как сложно, как сложно, как сложно!
О как круты скалистые пороги бытия!
Проблемы бизнеса решить возможно.
Куда сложней в безумье отыскать себя.
Величественна в своей строгости система.
Её удел – растить свиней да на убой.
И в ужин, и в обед кормить одной дилеммой-
«Жить в мире с обществом или с самим собой?»
Ты сделай это, сделай то, сходи туда, вернись оттуда…
В бушующем страстями море как перестать тонуть?
В кипящем вареве из лжи и денежного блуда
