И что особенно удивительно – как только появляется зеркало, появляется не только возможность увидеть себя, но и возможность не узнать себя. Возможность принять отражение за нечто отдельное от себя, за «другого».
В этом заключается и величайшая трагедия, и величайшая комедия бытия – Абсолют, создав зеркало, может временно забыть, что видит в нём себя. Может увлечься игрой отражений настолько, что на время потеряет осознание своего единства с ними. Может влюбиться в собственное отражение, как мифический Нарцисс, не узнавший себя в зеркале водной глади.
Но разве не в этом заключается высшее мастерство актёра – настолько вжиться в роль, что на время спектакля забыть о своей истинной личности? Разве не в этом состоит искусство сновидения – создавать миры настолько убедительные, что во сне мы принимаем их за реальность? Разве не в этом парадокс всякой игры – временно принимать условные правила за непреложные законы?
Абсолют играет с самим собой в грандиозную игру прятки, и первым шагом в этой игре становится создание зеркала, в котором он может не узнать себя. Не узнать – чтобы потом вновь узнать, но уже иначе, уже обогащённым опытом разделения и воссоединения, опытом поиска и находки, опытом утраты и обретения.
И в этой промежутке, в этой паузе между «я» и его отражением, в этом пространстве между вопросом и ответом происходит всё самое интересное. Здесь зарождаются миры и вселенные, здесь разворачиваются эпические драмы и нежные лирические истории, здесь вспыхивают и угасают галактики, здесь расцветают и увядают цивилизации.
Как будто Абсолют говорит сам себе: «Давай поиграем в то, что мы не одно, а два. Давай притворимся, что между нами есть расстояние. А потом будем постепенно сокращать это расстояние, будем двигаться навстречу друг другу, будем заново открывать нашу изначальную близость. И каждый шаг этого пути будет полон удивления, будет полон открытий, будет полон красоты».
И вот, когда первое зеркало создано, когда первая дистанция установлена, когда первое отражение появилось – начинается формирование более сложных структур, более утончённых узоров, более изысканных форм. Ведь теперь между зеркалом и тем, что в нём отражается, возможны бесконечные игры света и тени, бесконечные вариации перспектив, бесконечные комбинации форм.
Если первое движение неподвижного было подобно первому мазку кисти на холсте, то появление зеркала подобно введению перспективы в живопись – вдруг открывается новое измерение, новая глубина, новые возможности для выражения и восприятия.
И об этих возможностях, об этих первичных формах и структурах, которые возникают в пространстве между зеркалом и отражённым, мы поговорим в следующей главе, исследуя «Архетипический сад» – те фундаментальные узоры и принципы, которые станут основой для всех последующих творений.
А пока – задержимся ещё на мгновение у этого первичного зеркала и полюбуемся тем, как Единое впервые встречается взглядом с самим собой, как вечность впервые узнаёт свой лик, как бесконечность впервые видит свои очертания. В этом мгновении есть что-то невыразимо трогательное – как в первой улыбке ребёнка, увидевшего своё отражение. Улыбке узнавания и неузнавания одновременно, улыбке удивления и радости, улыбке открытия и тайны.
И эта улыбка – та же самая, что была в начале. Та же самая улыбка, которой Абсолют улыбнулся самому себе перед началом творения. Только теперь она отражается в зеркале, удваиваясь, умножаясь, создавая новые оттенки и нюансы смысла, новые грани и измерения радости.
