Ния. В отражении времени - страница 5
Дождь успокоился, вернув погоду в прежнее слезливое состояние. На улице снова появились редкие пешеходы, а хмурый день быстро угасал в сумерках. Друг за другом начали зажигаться фонари, а дома́ заморгали светом в окнах.
У помойки появилась молодая мамочка с мальчишкой лет пяти. Она швырнула в бак мусорный пакет, а мальчик остановился в нескольких шагах перед прохожим. Он с любопытством смотрел сквозь него, излучая сочувствие к бездомным. В широко распахнутых глазах прохожий видел любовь, беспечность и много неугомонных фантазий, которые уверяли мальчика в реальности своего существования.
Прохожий вынул руки из карманов и снова вышел в тоскливую морось. В привычной неторопливости он подошёл к остановке в момент, когда подъехавший автобус приглашающе распахнул двери.
В салоне все места были заняты. Пассажиры ехали и смотрели в тёмные окна на мелькающие огни города. А прохожий глядел на то, как их отражения искажались на мокром стекле и проявлялись в страдальческих гримасах. Кто-то шутил в тихом разговоре, кто-то ехал в задумчивости, а кто-то дремал, облокотившись на окно. Только для тени прохожего их расплывчатые силуэты кричали от боли, плакали от отчаянья, страдали от любви и злобы… Отражения смазывались, натыкаясь друг на друга в мокром зазеркалье, а потом снова проявлялись в резкости лиц своих хозяев.
Прохожему достаточно было одного мимолётного взгляда, чтобы увидеть истинную правду – ту подноготную, что каждый обычно старался скрыть. И он хотел бы не знать, но не мог. А потому за внешностью дорогой и развязной стриптизёрши он видел скромную студентку с воспалёнными глазами, в хохочущем добряке с наливными щеками – пожарного, который вынес из огня немало искалеченных людей.
Прохожий молчал и не вмешивался, так как не мог помочь. Он был всего лишь молчаливым свидетелем чужого выбора, чужого настроения жизни.
Он понял это не сразу. Очнувшись в больнице, в доме боли, он вдруг ощутил удушающий запах преисподней. Его тело жило и чувствовало, но сознание странным образом затуманилось. Открыв глаза, он увидел перед собой лечащего врача, который мягко улыбался и что-то говорил. Однако сзади него стояла тень горечи от недавней кончины сложного пациента. А рядом в палате лежал мужчина с перебинтованной головой, от которого тянулся шлейф одиночества и щемящей тоски от потери любимого пса.
Боль переломанного тела напомнила о случившемся на дороге и смешалась с чужими страхами, обидами и злостью, а перед глазами вдруг проявились странные силуэты людей с перепуганными лицами. Они наперебой что-то рассказывали, становясь всё громче и громче, то исчезая, то проявляясь вновь. С тех пор гомон в ушах не прекращался, и это проникновение стало его наказанием. Он принял это и обязался слышать и видеть каждого, чтобы искупить свою вину.
Потом была тюрьма, дом терзаний, которая не столько мучила его своими условиями, сколько раздирала душу поломанными судьбами. Его сосед по камере смеялся над тем, как отравил грибами тёщу, хотя в его шутках таилось глубокое раскаяние от нелепой случайности. За суровостью надзирателя он улавливал нежность к своей годовалой дочери и желание скорее уйти на пенсию, чтобы проводить больше времени с семьёй.
Люди сменялись перед глазами, но их мучения оставались в его памяти. Однако, несмотря ни на что, мужчина видел, что каждый человек одинаково искал радость в своём существовании.