– Но как её не нашли драконы? Я читал, что их сила и могущество непосредственно зависели от Столпов.
– Я и сам не знаю, Фаэрэссд-тар. Она уже окончательно пропала под километровым слоем песка, когда мы путешествовали с Оуэнном Кингардом. К тому моменту я был уже мудр, знал, что нужно делать с ней, и знал, что она хочет на самом деле. Альтурнот словно ждала меня, в убогом одиночестве ожидала, когда же я верну то, что та даровала мне по собственной воле.
– Думаете, у Малого Столпа было сознание? – поинтересовался волшебник.
– Не совсем у него, но, возможно, есть и до сих пор. – пожал плечами. – Кого ни спроси о Песчаном боге Фариане – никто не даст тебе точного ответа так же, как и на вопрос, который я тебе уже задавал. Правильного ответа нет, ибо для каждого слово Фариан – что-то, но не всё сразу, что тоже не является верным. Правда куда ближе, ведь Фариан – это на самом деле лишь проекция Альтурнот, её голос, воля, её одиночество.
Тирэлю было тяжело поверить его словам, но и опровергнуть волшебник их не в силах. Услышанное давалось с большим трудом даже ему. В Коллегии изучались Столбы Мироздания, но из-за того, что большинство из них было труднодоступно, изучение то оказалось весьма поверхностным. Многие детали оставались опущенными.
– Возможно назвать тот тихий голос в голове – голосом Первородного Арха?
– Как вы пришли к этому домыслу? – эльф почесал за ухом. – Чёрт, мне до последнего не по себе от этого разговора.
– Всё куда проще, вот смотри…
Отодвинув карты и золото, Соломон, открыв ящик в столе, выборочно взял пять чёрных, напоминающих размером шахматные, фигур. Фарианского скорпиона он поставил перед собой. Следом в руке мелькнул грозный белый волк, вставший мордой к скорпиону и спиной к капитану Кингарду. Далее в ход пошли благородный олень с ушками торчком и повёрнутой вбок головой, а также тремаклийский медведь, яростно вставший на задние лапы. Их он поставил тоже лицом друг к другу с левой и с правой стороны. Последней фигурой явился дракон, что, подняв голову вверх, словно кричал в небеса. Арха занял место ровно посередине всех фигур, чьи взгляды он ненасытно впитывал в себя. Смотря на это со стороны, капитан Кинград пребывал в полном недоумении. Хоть тот и любил стратегию боя, он ненавидел шахматы.
– Напоминает что? Хоть отдалённо. – спросил Раль'Араней.
– Столпы, я прав?
– Совершенно верно.
– Фигуры подобраны тоже с умом?
– Совершенно верно. – вновь повторил бедуин. – После создания, Башни впитали часть божественной силы Архаэля, но пробудиться сумели только со смертью творца. Вот эта, что на западе, – показал пальцем на благородного оленя. – Апаль-ди'Ирошат или куда проще – Камень Вольностей, сокрыла в себе часть души, что так сильно лелеяла свободу. Данный Столп олицетворяет решительность и непоколебимость, отчего я вижу в нём благородного оленя. Сейчас там красуется славный замок северного народа, но это ты и без меня, наверное, знаешь. Напротив него – ярость, что Дракон всю историю существование тащил на хребте. – перевёл руку на соседнюю фигуру. – Нархасса-Апаль не зря ассоциируется у меня именно с тремаклийским медведем. Он спокоен, но бойтесь его гнева. Не удержав напор бушующей энергии, Яростный Камень высвободил разрушение и превратился в то, что мы зовём ныне Тимером.
– Хм-м-м… – Тирэль протёр лоб
– На самом севере, посреди непроходимых снежных гор и ледников, при температуре которых невозможно жить, стоит по сей день Кшир-Аур. Кширса-Апаль в моих глазах оказался волевым белым волком, чья внутренняя сила и воля характера неоспоримы. Он всегда приносит с собой испытания. И вот, наконец, он, олицетворение смертности и короткой жизни.
