Ночь на Литовском - страница 5

В душе у меня была какая-то непоколебимая решимость. Я просто смотрела вверх и повторяла чётко, без слёз, без излишней мольбы: «Пусть она выживет. Сделай так, чтобы она выжила».

По дороге в больницу я вспоминала, как в детстве на прогулке, когда мне было года три, мама нашла ранней весной в ручье, в подтаявшем снегу, маленького солдатика. Видимо, игрушку кто-то потерял и она пролежала там целую зиму. Моя мама чем-то похожа на этого солдатика – маленького и стойкого.

Я вспоминала, как каждое утро в детском саду, пока все дети уже бегали и играли, я смотрела в окно и ждала, пока мама пройдёт мимо и помашет мне рукой. Она ни разу не забывала. Почему-то ярче всего я запомнила её салатовый плащ – этот цвет до сих пор ассоциируется у меня с цветом счастья. На всех детских фотографиях я обнимаю маму ручонками за шею так крепко, как будто боюсь отпустить даже на минутку – у нас всегда была очень сильная связь.

Тогда я вошла в палату… и увидела мамину улыбку. Она улыбалась сквозь слёзы, а в руках у неё был какой-то листочек.

– Что?

– Снизился на 100 единиц.

Это было чудом. В тот день маму готовили к переливанию крови и гемодиализу. В процедурном кабинете всё было уже готово, маме собирались делать надрез на запястье, когда в палату влетела лечащий врач с новыми результатами анализов.

– Всё отменяем!

Снижение самого опасного показателя сразу на 100 единиц означало, что мы ещё поборемся, что есть шанс самостоятельно зацепиться за жизнь, но будет непросто. «Света, терпи» – коротко сказала врач.

Последующие недели были очень трудными. Но людям бывает намного труднее. Люди выживают в войнах, под бомбёжками и обстрелами. А мы выживали в цивилизованной московской больнице. И вообще эта книга о проблемах современного поколения в относительно безопасной стране. Я не претендую на то, что рассказываю о чём-то страшном и уникальном – наши бабушки и деды прошли через действительно страшное. Но благодаря им мы живём в другом мире. В мире, где сталкиваемся с совершенно иными бедами.

Сперва мама не могла ничего есть и похудела почти что наполовину. Однажды она тихонько сказала мне: «Это же не навсегда, дочь. Это когда-нибудь закончится».

Я видела, как гаснут другие пациенты с её диагнозом, как они не могут встать и ждут сиделок и санитарок, чтобы сходить в туалет. Мама вставала. Вставала, держалась за стенку и шла сама. Чуть позже она стала доходить до душа. А потом тошнота понемногу стала отступать.

Постепенно мама стала набирать вес. Летом пришла пора поступать в университет, но мне было настолько всё равно, что на экзамены я заходила как бы походя, по дороге в 52-ую.

Вы замечали, что чем меньше вы придаёте значение чему-либо, тем легче у вас это получается? Я не буду повторять тезисы, давно и гораздо лучше описанные Зеландом и Кастанедой, но «сниженная важность» действительно творит чудеса. Тогда ещё не было ЕГЭ, на филфаке сдавали русский язык и литературу устно, и пока будущих сокурсников бил мандраж, я просто спокойно ждала, когда всё это закончится и я уеду к маме. Возможно, именно поэтому я не ценила так легко доставшегося мне поступления на бюджет, но об этом чуть позже.