А может, из Танжера.
Двадцать третьего числа сего месяца. Хоть туда, хоть оттудова? Все одно двадцать третье.
Это нам любезно сообщил молодой человек в Малаге.
Поскольку молодой человек почувствовал себя в разговорчивом настроении.
Морис снова придвигается к Бенни и приглядывается. Есть в повадках паренька что-то речное. Что-то от бобра или хорька. Морис читает расплывчатые голубые пятнышки в радужках. Долго он не проживет, думает ирландец. Есть в них что-то загнанное. Парень боится, и правильно боится. Теперь Морис нежно признается:
Понимаешь, приятель, это моя дочь. Пропала. Ты представляешь, каково мне?
У тебя самого есть малые, Бен? спрашивает так же нежно Чарли.
Спиногрызы, Бен? Не? Не осталось после тебя где-нибудь выводка?
В Бристоле каком-нибудь? спрашивает Чарли. Остались где-нибудь Бенджамины-младшие? Вылезли из какой-нибудь несчастной беспутной красти-пташки, которая повелась на твои влюбленные глаза?
Которую ты поматросил и бросил, говорит Морис.
Бенни качает головой. Оглядывается в поисках помощи, но остается со своей бедой наедине.
Есть же в тебе сочувствие, Бенни, говорит Морис. Ты хороший человек. Я же вижу. Посочувствуй мне, ладно? Представь себе, что после трех лет ты на все пойдешь, лишь бы избавиться от этого чувства. Потому как мое сердце что? Сердце у меня, блин, не на месте, носится неприкаянное по всему миру. И нам сказали, что она едет в Танжер, моя Дилли, и что она путешествует со своими.
Не знаю, говорит Чарли, снова присаживаясь и лениво взмахнув рукой. Может, в Альхесирас прибудет весь конвой? Провели зиму в Африке, пока солнце пекло ваши костлявые кочевые задницы. Мило. И вокруг только и делают, что порхают цветные пташки. И розовые, и зеленые, и желтенькие. И все такое гостеприимное. Так что, Бенджамин? Бен? Что-то ты с лица спал, пацан.
Сейчас я, Бенни, спрошу тебя еще раз. Дилли Хирн? Дилл или Дилли?
Да я в душе не ебу ни про каких Дилли!
Теперь Чарли обнимает парня за шею.
Знаешь, что я думаю, Морис?
Это что же, Чарли?
Я думаю, этот парень дрочит до слепоты.
Злой ты, Чарльз.
Бенни порывается встать, но Чарли – с улыбкой, сильно – прижимает его обратно.
Понимаешь, что происходит, Бенни, говорит он, из-за такого количества самоублажения – и это только мое мнение, сынок, в смысле, только моя теория, понимаешь? Мои… мрачные представления. Но что происходит из-за самоудовлетворения – тратится впустую не только семя, не просто мужская сила. Что происходит, по моей теории, я вообще-то об этом немало размышлял…
Философ, говорит Морис. Извольте видеть. Чарльз Редмонд Фарранрийский.
Понимаешь, на мой взгляд, то, что много дрочишь, влияет на мозг и портит память.
Память твоя? говорит Морис.
И резко щелкает пальцами.
Капут, говорит он.
А теперь уже слезы лить поздно, сынок. Потому что, что в альхесирском паромном терминале?
Слыхали и что похуже.
И не подумай, в этих моих размышлениях нет ничего личного, Бенни. Но должен сказать, у тебя в общем и целом вид охреневшего ненасытного дрочилы, понимаешь?
Да у него одна рука длиннее другой! кричит Морис.
И встает, и тащит Лорку за поводок, словно порывается уйти с собакой.
Пошли, говорит он. Вот было бы охренеть как ужасно, если бы бедняжка Лорка проснулся в порту Альхесираса без башки? Просто кошмар, Бен.
Страшные тут места, говорит Чарли.
Места тут жуткие, говорит Морис.
Такие места, где по одному щелчку все может покатиться под откос, Бен. Усекаешь?
