– Смотри, соколик, твоё счастье – в твоих руках. Послушаешься и Бога благодарить за нашу встречу будешь, – прокаркала вслед старуха.
Саша ударил по газам и машина с визгом сорвалась с места. Прежнего спокойствия как не бывало. Откуда цыганка знала о гибели Розы? О папе и маме? Совпадение? А что, если она действительно обладает даром? Сейчас много об этом пишут. Надо признать, его бабушка всегда была очень требовательным человеком. Но она любила внука и её властность никогда не тяготила. А может быть, он просто не замечал? Ведь не зря почти все обитатели питерского дворика, где они жили, да и соседи – дачники, побаивались Маргариту. Мало кто водил с ней дружбу. Если подумать, то и настоящих друзей у неё не было. Однако когда бабушка хворала, кто-то неизменно присылал ей самые дорогие лекарства, цветы, книги. Кто это был Саша не знал. «Мой тайный воздыхатель», – отшучивалась бабушка, а внук и не пытался выяснить правду.
Из имущества она оставила ему огромную квартиру в Питере, которую Саша теперь сдавал и дачу в посёлке Лисий Хвост. Саша даже не помнил, когда был там в последний раз. И в тот самый момент он ощутил непреодолимое желание вернуться в старый, добротный дом. Ему захотелось увидеть его тёмно-коричневые стены, белые ставни и разросшийся сад, приносящий прохладу в жаркий полдень. Может быть, окунувшись в детские воспоминания он сумеет что-то понять и наконец-то сложить этот паззл.
Бардачок был полон всякого хлама, но к счастью на брелоке с ключами от бабушкиной квартиры, нашёлся и ржавый ключ от дачи. Люда подождет и её мама тоже. Саша свернул на ухабистую дорогу, ведущую в дачный посёлок Лисий Хвост.
Фамильные тайны.
Старый дом с укоризной смотрел на владельца облупившимися окнами. Саша толкнул калитку, пытаясь стряхнуть чувство вины. Нехотя, с жалобным скрипом, она распахнулась и впустила его. Облетевший сад и дорожка устланная листвой привели к крыльцу, как к храму. Только здесь был храм его воспоминаний. Храм его детства.
Он почти видел себя мальчишкой. Видел бабушку, накрывающую стол белоснежной скатертью. Вот она приносит блюдо с пирогами, затем кувшин с киселём и малину в хрустальной розетке. Над лакомством кружат осы, а Сашка бегает вокруг бабушки, едва не снося её с ног.
– Санька, не бегай! Мокрый уже как мышь церковная, – ворчит она. – Угомонись и вымой руки. И когда я научу тебя вести себя, как подобает Чернецову?
– А кто такой Чернецов?
– Ты и твой отец, и дед, и прадед, и прапрадед.
– Им тоже нельзя было бегать?
– Не задавай взрослым детские вопросы.
– Почему?
– Потому что ни один взрослый тебе на них не ответит.
– Почему не ответит? И почему если год бывает круглым, он не может быть квадратным?
– Александер, не порть мне нервы! Не то придется заняться твоим воспитанием. Ты обязан вести себя подобающим образом и точка. Нет в человеке твёрдого принципа – нет и жизненного стержня. У Чернецова такого быть не может, понял?
Сашка насупившись, кивнул. Он понял, что ничего не понял и бубня под нос шёл мыть руки к цинковому рукомойнику…
Что-то тяжёлое и холодное упало на лоб. Саша вздрогнул. Всего лишь капля с яблоневой ветки. Дождя уже не было, но сырость оставшаяся от вчерашней непогоды пробудила от детских грёз. Он наконец-то открыл входную дверь и спёртый воздух дохнул в лицо. Сколько времени не был он здесь? Он и сам не помнил.
Неторопливо отсчитывая шаги Саша миновал тёмное пространство длинного коридора. Затем прошёл в гостиную и поднялся наверх по лестнице. Здесь было ещё мрачнее чем внизу, но на чёрном полу под полуоткрытой дверью детской комнаты плясали странные едва уловимые синеватые блики. По спине пробежал холодок. Казалось, во всём мире остался лишь он и этот дом.
