Я встряхиваю головой и улыбаюсь. Улыбаюсь искренне.
– Об этом пока рано судить.
Дэр делает последний глоток кофе, его глаза застывают на мне, после чего он опускает кружку на стол и поднимается.
– Что ж, сообщи мне, какое решение примет твой суд.
Затем он уходит.
Я настолько ошеломлена его внезапным исчезновением, что еще секунду пытаюсь проанализировать происходящее, потому что в голове рефреном крутится «проведение всегда побеждает» и «ты кажешься мне человеком, которого я хотел бы узнать получше».
И еще у него остался номер телефона моего отца.
Финн
NOCTE LIBER SUM NOCTE LIBER SUM
В НОЧИ Я МОГУ БЫТЬ СВОБОДНЫМ.
ALEA JACTA EST ЖРЕБИЙ БРОШЕН. ЖРЕБИЙ БРОШЕН.
ЧЕРТОВ ЖРЕБИЙ БРОШЕН.
SERVA ME, SERVABO TE. СПАСИ МЕНЯ, И Я СПАСУ ТЕБЯ.
СПАСИ МЕНЯ.
СПАСИ МЕНЯ.
СПАСИ МЕНЯ.
– Братишка, – Калла входит в мою комнату, внезапно, неожиданно, и я в мгновение ока захлопываю свой дневник, пытаясь скрыть свои мысли под его обложкой из коричневой кожи. – Что нового?
Я улыбаюсь, сглатывая свой страх, я прячу все очень тщательно, оставляю за своими зубами.
– Да ничего особенного. А у тебя?
– Ничего особенного. Просто не могу найти себе места.
Она бесцеремонно плюхается на мою кровать, оказываясь рядом со мной; ее пальцы моментально оказываются на буквах, начертанных на обложке дневника. Она достаточно хорошо знает о том, что его нельзя открывать.
Я пожимаю плечами.
– Ну чем-то же мы должны заняться.
Веди себя нормально.
Она кивает.
– Ясно. Что ты предлагаешь? Может, поедем на пляж Варрентон?
Чтобы увидеть старые руины Айрдейла? Мы видели их уже миллион раз, ну да все равно.
– Конечно, – просто отвечаю я.
Потому что иногда чем меньше слов, тем легче скрыть безумие.
Мы встаем с кровати, и Калла поворачивается ко мне, хватая меня за локоть.
– Слушай, Финн.
Я останавливаюсь и внимательно смотрю на нее.
– Что?
– Мне кажется, что… Ты не в себе всю прошедшую неделю. Мне казалось, что, сходив на групповые занятия лишний раз, ты почувствуешь себя лучше. Но ты все такой же странный. Если бы что-то было не так, ты бы сказал мне об этом, верно?
ТынеможешьТынеможешьТынеможешьТынеможешь. Ты сумасшедшийсумасшедшийсумасшедшийсумасшедший. НеРаскрывайЕйСвоюТайнуТайнуТайну.
Я проглатываю голоса, застрявшие в моем горле.
Веди себя нормально.
– Я в порядке, – вру я.
Живительная ложь, чтобы усмирить ее волнение, защитить свою честь и избежать унижения быть запертым в комнате с мягкими стенами, в месте, где ключи спрятаны подальше, а безумцы преданы забвению, закрытые в раковинах из лекарств.
– Точно? – Калла настойчива, ее рыжие волосы пылают огнем на фоне белой занавески.
Почти всегда она верит моим словам, но не сейчас; кажется, она раскусила меня. Она знает, что я лгу.
– Repromissionem, – убеждаю ее я.
Она закатывает глаза.
– Ты знаешь, иногда латинский кажется мне таким сложным. Ты используешь целых пять букв, вместо того, чтобы уместить это в две.
Я улыбаюсь, пожимая плечами.
– Это благородный язык, с характером.
– Если под «благородным» ты подразумеваешь «мертвый», то я соглашусь с тобой.
Она смеется, я притворяюсь, что тоже, потому что все равно все мы прячемся в своих раковинах, независимо от того, принимаем лекарства или нет. Мы больше не те, кем были раньше. Просто выглядим так со стороны.
Мы спускаемся по скрипучим ступенькам, перебрасываясь взаимными колкостями, делая все от нас зависящее, только бы казаться нормальными; мама всегда говорила, что нужно уметь держать хорошую мину даже при плохой игре. Мы, совершенно точно, следуем ее завету.
