Ноль в системе - страница 6

Открыв на уникоме схемы энергосистемы корабля, Джейкоб нырнул в мириады светящихся маршрутов, как в цифровой океан. Слои кибернетических проводников, сгустки энергетических узлов и пульсирующие маршруты сигналов отображались в режиме дополненной реальности, будто распластанные над корпусом корабля. Он часами искал идеальную точку внедрения, сверяя напряжения и потенциалы, чтобы минимизировать вероятность отторжения.

Сам момент подключения напоминал взлом древнего замка: крошечный разъём PPP щёлкнул в порт питания, и по внутренней сети прокатился едва уловимый импульс. На экране уникома побежали строки логов, как отблески фрактального дождя. ИскИн провёл сканирование, и спустя долгие секунды выдал сухое, но обнадёживающее: «инородных элементов не обнаружено». Всё казалось в пределах нормы. Но только, казалось.

Джейкоб провёл пальцами по голографической поверхности интерфейса управления кораблём и активировал навигационный протокол: пункт назначения – орбита Марса, станция «Эридан-Бета». Данные маршрута отобразились как извивающаяся световая лента, проходящая сквозь зоны притяжения спутников и радиационные карманы. ИскИн просчитал траекторию, затем утвердил оптимальный вектор ускорения и вывел запрос на диспетчерские сервера космопорта. Над голограммой замерцал символ ожидания – цифровая звезда, пульсирующая в такт внутренним часам корабля. Через несколько секунд раздался голос:

– Разрешение получено. Добрый путь, пилот Хартвуд.

Системы ожили. Джейкоб почувствовал лёгкий толчок. Потом – почти ничего. ИскИн и система внутренней стабилизации работали идеально. Последняя – одно из главных достижений инженеров: она создаёт нейтральную среду внутри корабля, подавляя любые вибрации, толчки и перегрузки. Даже при агрессивных манёврах или внешних атаках пилот может не ощутить ничего, кроме лёгкого напряжения в штурвале. Эта технология особенно важна для длительных миссий: она сохраняет когнитивную и физическую устойчивость экипажа, устраняя влияние внешней динамики на человеческий организм.

Скорость нарастала стремительно. Через полчаса после старта Falcon-VR1 вышел на штатную крейсерскую тягу – около 4,2 миллиона км/ч, достаточную для стабильного перелёта до орбиты Марса за 13 часов, с учётом гравитационных манёвров и обхода солнечных выбросов. При активации режима агрессивной навигации и временной консервации вспомогательных систем можно было сократить время почти вчетверо. Но самым безумным сценарием оставался «режим Макса»: ручной перелом автоматики, полное отключение стабилизации, жёсткое перераспределение питания и прямой разгон – в этом случае корабль мог долететь до Марса менее чем за час. Правда, последствия были предсказуемы: корпус – в утиль, а пилот – в реанимодрон, если не в архив героических идиотов.

Он налил себе кофе, отпил глоток, чувствуя, как горечь проникает сквозь сонливость. N-Core лежал в сумке Джейкоба – плоский, почти невесомый, матовый, с той самой голографической точкой в центре, которая, как ни странно, казалась зрачком, наблюдающим за ним. Его пальцы невольно дрогнули: соблазн взломать, обойти защиту, заглянуть внутрь был почти физическим. Что скрывается в этой «карте смерти»? Но память, холодная и чёткая, подбросила голос Фарлонга: «радиус поражения – сто метров». Ошибка – и от корабля останется только горячее облако пепла. Вместе с ним. Он откинулся в кресле и отключил мысли.