– Не знаю. Просто знаю. У тебя таймер включен?
– Да, спасибо, что спросила. Выбери, пожалуйста, кусок кости, который тебе больше всего нравится, и расскажи мне о нем.
Она посмотрела на кости. Там были длинные, напоминающие деревья кусочки, от которых отходили ветки, маленькие клинышки и длинный гладкий кусок с зазубренным концом. Нона взяла его и провела большим пальцем по шершавому расколотому концу, радуясь яркому ощущению.
– А мне нельзя любить Корону?
– Я никогда не буду мешать тебе кого-то любить, у меня нет такого права. Никто не имеет права указывать тебе, кого любить, а кого нет, и никто не обязан любить тебя. Если тебя заставили кого-то полюбить, это уже не любовь…
Ноне это понравилось.
– Вот почему я так люблю Табаско, Чести и своих друзей. Они же не должны были меня любить, и я очень удивилась, когда им понравилась.
– Неожиданно стать объектом любви – так прекрасно… или так ужасно.
– Мне кажется, это прекрасно. Но я все равно люблю Корону.
– Она привыкла к людям, которые ее все равно любят, – сказал Паламед с таким видом, как будто это был совсем не комплимент.
– Нам все еще нравится Капитан? (Даже Нона не смогла по-настоящему полюбить Капитана.)
– Мне жаль Капитана до глубины души, но она мне никогда не нравилась. Корону мне не жаль, но она мне ужасно нравится. В этом и проблема. Попробуй сделать конец кости гладким.
Нона сильно надавила большим пальцем на зазубренный конец кости. Подушечка пальца потеплела. Крошечные осколки кости прорвали кожу, и показалась струйка красной крови. Нона сунула большой палец в рот. Паламед осторожно отвел ее руку.
– Мысль неплохая, это антисептик, но я сделаю лучше.
Вокруг рта Камиллы появились морщинки, но маленький осколок кости выскочил из ранки. Она затянулась, и ощущение тепла пропало.
– Камилле было больно? – с любопытством спросила Нона.
– Нет, слава богу, нет. Я бы никогда не причинил ей боль.
– Почему синий свет в небе причиняет боль – другим людям, но не тебе и Кэм?
Она спрашивала об этом больше дюжины раз, особенно в последнее время, но Паламед всегда отвечал без колебаний, сколько бы раз его ни спрашивали.
– У нее неправильное тело. Сейчас мы можем… обманывать. Использовать меня, а не ее, для всяких необычных вещей. Недостаток в том, что наше время сильно ограничено. Если бы я находился в ее теле слишком долго, я навредил бы ей, а синий свет стал бы вреден и мне. Но в целом ничто не вредит Камилле, пока я слежу за временем. Понятно?
– Пожалуй… – сказала Нона, а потом решила: – Да, это приятно. Я не хотела бы, чтобы Камилле было плохо. Я люблю Камиллу.
– А за что ты любишь Камиллу?
Нона немного задумалась. Это было все равно что спросить, зачем ты дышишь.
– Мне нравится, как она двигается, – жалобно сказала она.
– Мне тоже.
– Ты скучаешь по ней?
– Ужасно. Но записи хороши.
– Синий свет может навредить Пирре, Паламед?
Еще один вопрос, который она начала задавать снова. Камиллу это тревожило.
– Нет, – мягко сказал Паламед. – Она невосприимчива к синему свету, и он не причинит ей вреда. У нее правильный тип тела, которое могло бы пострадать, но у нее не та душа. Она создана, чтобы быть к нему невосприимчивой.
– А у меня неправильное тело или неправильная душа?
Это был единственный вопрос, с ответом на который Паламед колебался.
– Мы не знаем. Когда ты появилась, мы боялись, что синий свет на тебя подействует, но ты в порядке. Это может означать, что ты как Пирра и что ты неуязвима, потому что твоя душа защищает твое тело. Но… Есть много факторов, Нона.
