Нормальные горожане - страница 25

Вдруг взгляд Коли заметался плечи вздрогнули и чуть приподнявшись с места он ударил Валентину по правой щеке тыльной стороной ладони.

Валентина обмерла приложила руку к ушибленному месту и плюхнулась на стул от чего его хромированные ножки резко скрипнули на кафельном полу.

Коля вскочил и вышел прочь из подсобки. В попытке отделаться от дрожи, коснувшейся губ, зажал рот ладонью делая вид будто его утирает, быстро прошел через магазин и ринулся к уборной. Закрывшись в кабинке Коля сел на крышку унитаза и зажмурив глаза прижал руки к лицу. В раздраженном пространстве ума носились холодные призраки страхов и сожалений, время от времени бросаясь яркими вспышками, поднимая со дна памяти обрывки и клочки давно минувших событий.

Первым в сопровождении гулкого эха, словно запаздывающего за движением картинки голоса, показался образ давнишней соседки по площадке Дины Альбертовны. Самому Коле в этом моменте было около десяти: – «Ты говори ему Наташа: что девушек бросать нельзя, нужно их уважать и отдавать деньги, – со смехом советовала Дина матери Коли, – Глядишь и невестка благодарна будет – тебя на старости лет не бросит, за то, что такого мужа ей воспитала!». Следующим выскочил образ Виктора – вечно поддатого соседа-холостяка с первого этажа. Он с улыбкой протянул Коле горсть шоколадных конфет «Чио-чио-сан» и уложив их во вскинутые ладони Коли, сказал: – «Я-то хоть понимаю с кем общаюсь, а тебя эти бабы с самого детства виноватым сделали…». Было не разобрать произнес ли он это с какой-то больной растерянной насмешкой или таким же сожалением, но от того что Виктор при этом смотрел в даль складывалось впечатление невозможности с этим что-либо поделать в любом случае. Виктору можно было верить, ведь старухи у подъезда называли его: бабником, выпивохой и алиментщиком, а для того чтобы заслужить такие определения наверняка нужен опыт. Но Коля верил ему не поэтому, тем более в свои девять лет он очень абстрактно представлял значения этих слов, а верил потому что это был единственный мужчина в округе, действия которого не раздражали Колю, к тому же ему казалось, что именно так себя ведут нормальные мужчины. Как только образ Виктора угас, его место заняло целое слайд-шоу из высказываний его матери. «Ты не должен обижать девочек! Она же девочка – уступи ей! Девочкам нужно помогать – это слабый пол! Открывай двери перед девочкой – так поступают воспитанные люди. Не повышай на нее голос – она же девочка! Ты любишь маму – значит должен уважать девочек – мама тоже девочка…Если обидишь девочку тебя заберут в тюрьму!».

Отбившись от приступа, Коля вышел из кабинки и замер у зеркала над раковиной. Он не мог понять, что с ним произошло, как не силился это сделать. Вместо неких интеллектуальных определений случившегося, на осознанный план выступали только эмоции, так словно сочась из-под пробки, закрывающей доступ к общей ясности его действий.

– Псих-сука! – громко шепнул Коля и на место растерянности пришла злость.

В туалет вошел посетитель и хлопок закрывшейся за ним двери, похожий на долгий громкий выдох, подействовал на Колю отрезвляюще, вернее заставил собраться. Он умылся, утерся бумажным полотенцем и вернулся на свой пост у дверей.

Теперь его обуревал страх ответственности за оплеуху Валентине, даже больше чем стремление понять причину этого поступка. Он почти не смотрел в зал магазина и все ожидал, что сейчас Валентина пожалуется Саше, он его сдаст их общему начальнику и может быть изобьет перед этим? Потом конечно будет заявление в полицию, суд и черт знает, что еще. Хотя совсем скоро Коля даже слегка разочаровался в своих познаниях об окружающем мире и человеческой психологии. Вернувшейся с перекура Саша не только не собирался его бить, но, как ни в чем ни бывало стал рассказывать ему какую-то из своих историй о поездке в Финляндию на машинах с друзьями, а Валентина спокойно стояла за кассой, последовательно пропуская очередь из покупательниц, время от времени улыбаясь.