Носферату: невеста смерти - страница 22



[истёк

и стёк

исток]

к моим изуродованным стопам.

И когда боль опять вошла в мою плоть, мне показалось, что она была еще сильней, еще невыносимей.

И эта боль, словно мать, породила дитя…


Боль всегда порождает дитя.

Дитя боли – звук.

Пронзительный.

Громкий.

И звук этот, как и родившая его «мать», совершенен в своей черноте.

Черный крик

в черной комнате

в черном воздухе ночи.

Крик рассекает тишь и тьму Дома

на две половины:

на «до» и «после».

А затем, словно

древний корявый ворон,

взмывает ввысь

и, отразившись коротким эхом от стен, растворяется

в черноте.

Книга гнева

Много тысячелетий назад, в Эпоху Огня, когда все воевали со всеми и против всех, и дней gore было едва ли не больше, нежели дней спокойного неба, жил в Исихии человек по имени Тиран.

Тиран родился в крохотном пустынном племени, поклонявшемся никому не известному родовому божку по имени Амэн. Покинув отчий дом в пятнадцать лет, Тиран, будучи юношей весьма крепким, устроился в войско царя Нэксора, и за двадцать лет службы прошел путь от рядового воина до крупного военачальника.

Слава о военных победах Тирана позволила ему прийти ко власти совершенно законно. Совет Спящих поддерживал его, а народ Исихии, уставший от бездарного правления Нэксора, выкрикивал его имя.

Если вы сделаете меня вашим царем, сказал Тиран людям, я сделаю Исихию империей! И люди поверили ему и сделали, как просил.

Заняв царский трон, Тиран долго думал о том, как сдержать данную клятву – как превратить Исихию в империю, как объединить сотни разрозненных, часто воюющих между собой племен в одно могучее племя. И в конце концов понял, что должно сделать.

Для начала он поручил военачальникам собрать особое войско – оно должно было целиком состоять из самых отчаянных головорезов: лишь тот, кто был способен, не моргнув глазом, убить женщину, старика или ребенка, мог войти в него.


В те времена жила в Исихии женщина по имени Хэль. Хэль была venefica – зельщица: колдунские зелья и снадобья были ее коньком.

Имела Хэль трех дочерей в возрасте двенадцати лет, в коих души не чаяла и уже обучала искусству различения целебных и ядовитых трав.

Будучи калду, Хэль всегда знала – где и когда прольется много крови, и накануне сражения устремлялась туда, и ждала. И когда битва была окончена, приступала к своему, на чей-то взгляд адскому, ритуалу.

Черным призраком – в черных одеждах, с черным стягом в руках – дабы видели издали, бродила Хэль между лежащих вперемешку мертвецов и тех, в ком жизни огонь еще тлел, но чьи раны были смертельны и причиняли нестерпимую муку. Среди хрипов и стонов бродила Хэль, повторяя во всеуслышание: «Быстрая смерть. Кому быструю смерть? Всего один серебряник». И тот, кто платил, получал зелье и пил, и засыпал, и больше не просыпался.

Тот же из воинов, кто видел черное знамя, но не имел силы крикнуть, стучал железом о железо, как бы говоря: Подойди и ко мне, прошу! Стучали многие, столь многие, что казалось, будто это гремят железные кости самого Черного Жнеца – так в Исихии иногда называли смерть.

Со стороны могло показаться, что Хэль собирает чудовищный урожай из отобранных у воинов душ.

Действия Хэль вызывали у людей противоречивые чувства: одни, думая, что она умерщвляет воинов, ненавидели ее, проклинали и желали скорейшей погибели; умирающие воины благодарили; а воины здравствующие шили в пояса серебро, ибо знали: не ровен час и оно станет платой за избавление от мук.