Носферату: невеста смерти - страница 26

Там избавила от одеяний.

Сказала:

Так вы, дочери мои, скорее окажетесь в лоне Царицы Небесной.

И ушла.

Когда же вернулась через несколько дней, нашла только кости. Обглоданные кости трех возлюбленных дочерей.

Взяв камень, стала дробить оставшееся – дабы грифы склевали и это.

Когда же закончила разбивать кости, взяла горсть окровавленных осколков в ладони и прижала к своим глазам с такой силой, что едва не ослепила себя.

Сказала:

Пред лицом Царицы Неба клянусь отомстить за вас!

И если нарушу клятву, пусть Мать превратит меня в вечно гниющий, пожирающий испражнения труп!

Пусть на веки заключит мою душу в эту смердящую оболочку!

И да буду я до скончания времен бродить по земле, мучаясь и наводя ужас на живущих, если не исполню клятвы!

Ṫ

Белый как саван день.

В Доме тихо.

Только часы и постукивание ложек и вилок и ножей о тарелки нарушают этот silentium.

Мы сидим за столом в гостиной, обедаем.

– Милая, говоришь ты, будь добра, подай соль.

Я беру солонку и протягиваю тебе. Ты солишь кусочки обжаренного в масле картофеля. Насаживаешь несколько ломтиков на вилку, подносишь ко рту, кладешь в рот, на миг закатывая глаза от блаженства.

Я не смотрю на тебя, я жду.

И вот ты икнула.

Я отрываю глаза от тарелки и вижу, как ты меняешься в лице. Как хватаешься за горло. Ты уже понимаешь, что это конец. Что ты ничего не успеешь предпринять. Ты отравила меня! – говорят твои глаза. Да, мама! – отвечают мои. – Я сделала это! Как видишь, у меня хватило духу!

И вот твои глаза вылазят из орбит. Лицо становится багровым, как зрелый баклажан, а изо рта течет кровавая пена. Ты хрипишь, цепляешься пальцами за воздух, пускаешь горлом пузыри, но вот с громким стуком падаешь лицом на стол…

Яд действительно оказался самым быстрым на свете. Кстати, спасибо, что показала – где он стоит, и рассказала – как им пользоваться. И знаешь, мамá, я ничего не чувствую. Вообще ничего – ни жалости, ни страха, не гнева, ни сомнений. Словно это не я, но кто-то другой. Кто-то с моим лицом, с моим телом, даже с моим именем. Самозванец или допельгангер. Он действует сам, без моего волевого усилия. Механическая обтянутая плотью кукла.

Мне нужна эта чёртова рука, мамá! А ты мне мешала. Ты не оставила мне выбора.

Ну да ладно – дело сделано. Чертова рука никуда не денется. Я поднимаюсь из-за стола, подхожу к тебе и пристраиваюсь сзади. Обнимаю тебя. Прижимаюсь лбом к твоей шее.

Мамá, ты была… я бы хотела сказать «добра», но вряд ли это слово применимо к нам – колдунам. Ты была ласкова и мудра. Но ты была служанкой Старика. И ты была его «давалкой», его вечной безотказной давалкой, и это меня бесило.

Всё это очень странно, мамá, ты не находишь? Сначала – еще до моего рождения – в Доме жили только вы со Стариком. Теперь Дом принадлежит мне. Только мне. Одно мгновение решило всё: я была никем, а стала всем. Отныне в этом Доме я – хозяйка и госпожа.

Я протираю твое лицо салфеткой, стираю с него остатки соуса и кровавую пену, обхватываю тебя руками и тащу по лестнице наверх, в твой покой – я уже достаточно сильная, чтобы справиться с этой задачей.

Когда спустя минут двадцать я выхожу из Дома, то смотрю на твоё окно и вижу в нём тебя: ты сидишь, прислонившись лицом к холодному стеклу, и смотришь куда-то в сторону. Я поднимаю руку и слегка шевелю пальцами. До скорого.

Я должна! Должна! Должна заполучить эту чёртову руку! Даже если она просто будет лежать на камине в моей комнате, она будет моя. Моя! Моя! Моя!