Носферату: невеста смерти - страница 5



Она рожала в своей комнате. Cама. Без помощи акушера или повитухи.

Рядом был только старик.

Вот уже в третий раз послеполуночной порой Криптус переступил порог комнаты, где корчилась в муках его сожительница, что мольбой и криком призывала разрешение от бремени.

Казалось, дитя Гекаты всеми силами противилось этому, упиралось, не желая по доброй воле покидать материнскую утробу. Как ни тужилась женщина, как ни сдавливала руками живот, превозмогая адскую боль, ребенок не выходил.

Криптус неторопливо разложил на столе всё необходимое: кувшин с теплой водой, полотенце, урезанную в несколько раз простынь для пелены и, наконец, ножницы для обрезания пуповины.

Он втянул в себя воздух – тот был пропитан запахом пота и крови роженицы. Затем подошел к окну и распахнул его.

Как раз в этот момент женщина поднатужилась еще раз, прокричала, срывая горло: «Твою же мать! Тринадцатое пекло! Чертов зад я имела!» и тут же из ее лона показалась окровавленная головка. Затем – тельце.

И вот с чавкающим звуком сизоцветный младенец выскользнул из материнского лона на окровавленную сложенную вчетверо пелену.

Одного мимолетно брошенного на дитя взгляда старику хватило, чтобы понять: дело плохо.

С огромным трудом сев на постели, Геката во все глаза смотрел на младенца, прислушиваясь к его дыханию, потом встряхнула его. Дитя не кричало.

Женщина взяла его на измазанные кровью руки, пальцами правой руки очистила крохотный ротик от родовой слизи, затем осторожно уложила новорожденную вниз лицом, и – дабы то пробудилось и сделало первый вдох – ладонью шлепнула по крохотной попке. Дитя не шелохнулось.

Тогда Геката прислонила ухо к малюсенькой грудке. Прислушиваясь, задержала дыхание, дабы узнать, наконец, бьется ли сердце.

Но крохотное сердечко молчало.

Девочка была мертва.



Хоть путь и был совсем не далеким, можно сказать – смехотворным, всего-то тысяча шагов, но ослабелой роженице он показался бесконечным. С одной стороны ей хотелось, чтобы эта дорога поскорей завершилась, ибо внутри у нее всё болело, и каждый шаг давался с трудом. С другой стороны она понимала, что каждый новый шаг приближает окончательную разлуку с ее крошкой, и это причиняло муку куда большую, нежели мучения плоти.

А потому с каждым стреляющим болью шагом женщина прижимала к себе мёртвую девочку все сильней и сильней. В конце концов она стала прижимать ее к своей груди с такой силой, что казалось, вот-вот захрустят тонюсенькие ломающиеся косточки.



Пришли.

Старик протянул к женщине руки – плотную и железную – взял сверток от ее изнемогающей от боли груди и упокоил на дне ямы.

Не отводя взора, Геката смотрела на продолговатый темный свёрток, покоившийся на дне неглубокой ямки. Такой малюсенький, такой легкий. Возможно ли, чтобы внутри этих тряпок лежало тело ее дочурки, ее мертворожденной крошки?

Старик тоже же не проронил ни слова.

Так они и стояли – опустив взоры вниз. Стояли в абсолютном безмолвии. Слышался только шум осеннего ветра, качавшего раскрашенные кровью и золотом ветви дерев.

Наконец Старик взял землю в ладонь и бросил первую горсть. Видимо, это уже оказалось слишком, ибо в тот же миг несчастная мать бросилась в могилу, словно сама хотела стать матерью-землей, что укроет холодную плоть ее дитяти.

Он не стал ее удерживать.


– Ну всё, хватит! – сказал Криптус спустя довольно продолжительное время. – Пускай идёт.

Он сказал это мягко, со всей благожелательностью, на какую был способен, и, ухватив женщину под руки, вытянул и оттащил подальше от могилки.