Эшманн наводнил квартал наномашинами, которые, мошкарой дрейфуя в неоновом свете, способны были засечь две молекулы человеческого феромона в кубическом километре воздуха, отфильтровать ДНК-маркеры от ароматов пятничной ночи, просветить окружение на всех возможных длинах волн, от ближнего ультрафиолета до дальнего инфракрасного света, выхватывая любой акт случайного контакта телесных жидкостей. Результаты работы контролируемой операторами дорогой машинерии поступали к сыщику одновременными потоками со множества направлений, а он строил по ним композитные изображения и профили. Но даже так он почти сразу потерял шайку в лабиринте баров и трансборделей, на улицах, пропитанных запахами пота, нефтепродуктов и лимонного сорго.
Достигнув центра, чужаки снова сбились в группу. Затем от нее один за другим, в алчном безмолвии, начали откалываться мужчины. Они плохо разбирались в происходящем вокруг, но знали, чего хотят. Жареной пищи, секса, тяжелых наркотиков, умных татуировок, услад баковых ателье и любой музыки, от чамаме до рок-даба. Какое-то мгновение они еще оставались различимы в толпе, глазея на здания, черными и золотистыми сигарами возносившиеся к небу, а в следующий миг свернули в переулок, взобрались по лестнице и уплатили за проход в неприметную охраняемую дверь. Они слились с окрестной жизнью. Они исчезли. Эшманну показалось, что они растаяли прямо на глазах. Аппаратуре тоже.
Блондинка исчезла последней. Ее друзья обладали аппетитом, а она – самосознанием. Ее приводили в замешательство собственные желания. Она стояла в коротком белом коктейльном платье без рукавов на перекрестке Монтефиоре и Боун, улыбаясь просвету в уличном трафике. Сняв одну туфлю, она почесала подошву. Сняла вторую и взяла их в руку. Посмотрела в одну сторону, в другую, потом обратно, каждый раз выжидательно улыбаясь, словно в расчете увидеть нечто новое. Но ничего не происходило. Улица оставалась пуста, неоновые огни загорались и гасли. Улыбка блондинки померкла. Эшманн на миг отвел глаза, а когда снова посмотрел туда, ее уже не было.
– Вы это зарегистрировали? – спросил он у команды.
Они зарегистрировали. Но потом он поднял голову и, как и ожидал, увидел ее на некотором расстоянии: босоногая блондинка целеустремленно шлепала к следующему бару.
* * *
Блондинка чем-то напомнила Эшманну покойную жену – ожиданием чего-то, им до конца так и не понятого. Он провел в Кармоди еще час, надеясь добиться чего-нибудь от нанокамер. Не получилось; и хотя он запросто мог бы вернуться в кафе «Прибой» за новой группой подозреваемых, мгновенный импульс вынудил его вызвать рикшу и поехать на Суисайд-Пойнт,[11] где жила его жена.
К тому времени уже почти рассвело. На бетонной дорожке между ее домом и пляжем нестройными группками разбрелись в ожидании клиентов дети Пойнта. Кто-то из них поднимал голову, окидывал коротким взглядом проносившуюся мимо рикшу и ее кометный хвост голографического спама, потом отворачивался. У них у всех были маленькие головы и пустые лица. Пока Эшманн стоял у дверей, подняв руку для стука, песок заносил его обувь. Не успев завершить жеста, он четко услышал собственный голос:
– Ты что делаешь?
Незачем стучать. У него ключ. Он мог войти в любое время. Тем не менее, вернувшись, он сел в рикшу и объяснил девушке:
– Моя жена умерла.
– У нас у всех бывают такие проблемы.
– Я и забыл на минутку, – сказал он.
