Запорожец подмигнул.
— И не тушуйся, Петро. За порогами народ тертый да битый… всякое да разное видали. Так что Сечь-матушку даже седобородым новиком не удивишь, не то что парубком. Тем более, таким геройским.
Полупуд помолчал немного, поигрывая поводом, и неожиданно прибавил:
— А знаешь что, Петро… Я не позабыл, кому жизнью обязан... Так что, если не возражаешь, приставай ко мне в казацкую науку. Обучу всему, что сам умею. Задаром, без услужения. Как младшего брата… Согласен?
Глядя в честное, открытое лицо казака, видя его искренние глаза, мне непроизвольно подумалось: как же много люди растеряли по пути цивилизации. Да спаси я от смерти какого-нибудь современника, особенно из богатеев — зуб даю, большинство даже спасибо не сказали б. Максимум — денег сунули. Если еще окончательно на паранойю не подсели. А то, вполне реально, вместо благодарности, заимел бы нешуточный менингит от евойной службы безопасности. Типа, кто подослал? С какой целью в доверие втираешься? А там включилось бы золотое правило спокойной жизни всех «властьимеющих» и тех, кто им ее обеспечивает: «Нет человека — нет проблемы».
Какое уж там, к чертям собачьим, сочувствие чужой беде и дружеская помощь? Вот и проходят люди мимо лежащего на тротуаре человека, а то и вовсе перебегают на противоположную сторону улицы, потому что доброе дело наказуемо и милосердие может выйти боком.
— Спасибо… Василий. Я буду старательным учеником. Обещаю, если скажешь: «Ничего, ничего, не тревожься, спи дальше…», или «Садись, Петро, пообедай», — дважды повторять не придется.
Ну, да. Я же тоже из будущего. Просто и искренне «спасибо» сказать, мне западло. Непременно надо повыеживаться. Лишний раз независимость продемонстрировать.
Какое-то время Полупуд обдумывал мои слова, а потом крякнул и пригладил ладонью усы.
— Зух! Будут из тебя люди… Как завернул, псяюх… Садись, пообедай… Чтоб мне полпуда соли без хлеба съесть, ежели славный казак из этого желторотика не выйдет! Если только вошь не загрызет и не затопчет!.. Хе-хе…
Василий, наверняка, прибавил бы еще какую-нибудь казацкую прибаутку в том же духе, если б неподалеку не раздался трубный рев крупного животного. Такой громкий и протяжный, что перекрыл женский плач. Мгновенно заставив всех притихнуть.
* * *
— Тур?.. — несколько удивленно произнес запорожец, приподнимаясь в стременах и вглядываясь в колышущееся море трав. — Черт! Неужто какая-то из наших буренок в охоте? Как же он почуял?
Полупуд наслюнявил палец и поднес руку над головой, определяя направление ветра.
— Ну, точно… Как раз туда веет, зараза. Только этого нам и не хватало.
Подтверждая правильность догадки Василия из стада послышалось хриплое мычание коровы. И тур немедленно заревел в ответ. Громко, требовательно и, что важнее, существенно ближе. Хотя самого животного среди высоких, вровень с седлом, стеблей ковыля, чернобыльника, полыни и других степных трав видно еще не было.
Тур…
Я порылся в памяти и припомнил, что читал о степном исполине, в моем мире уже ставшим ископаемым. Поскольку при посильной помощи человека, это животное — предок нынешнего поголовья БРС — окончательно вымерло в начале семнадцатого века.
Кстати, вот и первая временная вилка нарисовалась...
Когда была официально зафиксирована кончина последнего экземпляра, точнее вспомнить не удалось. К тому же, мне вполне мог попасться и нелегал, избежавший статистического учета… Или мигрант из неохваченных цивилизациею мест. Ну а без шуток — если туры все еще «бороздят просторы украинской степи», значит на дворе максимум первая половина этого самого, ХVII столетия. А первая Сечь — Томаковская была заложена во второй половине шестнадцатого века. К сожалению, опять таки, по официальной версии… Такой вот разброс.
