Новик (книга 1 и 2) - страница 33



5. Глава 5

Поговорка, о том что утро добрым не бывает, из-за банальности и затасканности, актуальности не утратила. Господи, это сколько надо было выпить?.. Нет — не так… Как же надо было надраться, чтобы в мозгах несмолкаемо шумела целая Виктория Ниагаровна, а голова буквально раскалывалась на отдельные части. То есть, она, пока еще сохраняет видимость единства, но если я вздумаю оторвать затылок от подушки — задняя часть черепа откажется исполнять решение центра и останется почивать на наволочке.

Хорошо хоть репетиции сегодня нет. Потому что на пары забить не проблема, а вот нарисоваться в таком виде в районе деканата — стопроцентный приговор без права на обжалование.

Вообще-то, в моей альма-матер за всю ее историю еще не наблюдалось случая отчисления студента с четвертого курса, но зачем рисковать здоровьем, создавая прецедент? Нет уж… Нормальные герои на рожон не лезут, а обходят универ стороной.

Кажется, в числе прочих тостов, мы пили за то, чтобы наши желания совпадали с нашими же возможностями. А единственное желание, ради которого я сейчас готов на подвиг — запотевшая банка пива, томящаяся в холодильнике. И сдерживает меня от решительного насилия над организмом единственная крамольная мысль, от которой начинает учащенно биться сердце, а тело покрывается липким потом: «Что, если я вчера вылакал все и ничего не оставил на похмелье?!»

— Вот уж воистину, заставь дурака Богу поклоны бить, так он об пол лоб расшибет…

Ворчливый голос запорожского казака Василия Полупуда я безошибочно мог различить даже с закрытыми глазами и шмелиным роем в голове. Значит, с мечтами о похмелье после студенческой вечеринки, придется попрощаться. Жаль… А ведь все мои предыдущие приключения, с попаданием в прошлое, могли оказаться всего лишь белой горячкой. Делириум тременс, так сказать. Увы, мне, увы — не получилось соскочить…

Сделав титаническое усилие, я разлепил тяжеленные, будто сделанные из жерновов, веки и вздохнул. В этот раз не только мысленно.

Василий сидел рядом, по-турецки скрестив ноги, и дымил трубкой. Почти равнодушно. В сравнении с прошлым разом, когда он единолично пытался заменить мне родную мать и Карлсона.

— Очнулся? Вот и славно… А скажи мне, Петро: это в бурсе такую хитрую штуку придумали или аж в семинарии?.. Какую? А такую, что ежели при каждом подходящем случае биться головой о что-нибудь твердое, то в ней непременно ума прибавится? Или ты сам такой сообразительный? Чего молчишь? Говорить-то хоть не разучился? А то с тебя станется…

Шутит. Остряк самоучка… Значит, со мною все в порядке. Запорожец, конечно едкий на язык, как щелок, но будь у меня серьезная травма — он так беспардонно не подтрунивал бы. Дело за малым — вспомнить, что со мной случилось на этот раз. Вот только шмелиный рой никак не унимается, и ни одной здравой мысли пробиться сквозь их гул пока не удается. Спасибо Полупуду, подсказал...

— Ну, вот скажи: какого рожна ты за мной поперся? — продолжал ворчать запорожец. — Думал, тур увидит, как ты в седле держишься и со смеху помрет?

— Тур… — я вспомнил огромного степного исполина, едва не наколовшего меня на рога, и сделал попытку приподняться, несмотря на то, что тело возмущенно застонало каждой зашибленной мякотью и каждой косточкой. Стона, правда, сдержать не удалось. — Ох-х… Е… Как болит все. Он что, догнал меня?

— Не, не успел… — казак мотнул головою, указывая мне за спину. — Там лежит… Удалась твоя затея… Везучий ты, как… — Василий не нашел подходящего сравнения и неопределенно взмахнул рукой с трубкой. — Бык так удивился, что встал, словно вкопанный. Грех было промахнуться.