Новое назначение - страница 36



– А что там?

Взмахом руки он указывает куда-то далеко. Дитман понимает. Он рассказывает последние новости о Советской России. На Юге белых теснят – взяты Бердянск, Мариуполь, Юзовка. Знакомые названия вызывают улыбку воспоминания у Курако – там сражается сейчас его доменная гвардия, отвоевывая заводы.

На восточном фронте плохо – Колчак подступает к Волге. Внутри тяжелей всего с транспортом, на месяц совершенно прекращено пассажирское движение, чтобы протолкнуть к центру уголь и хлеб. На днях закончился Восьмой съезд партии, там принята новая партийная программа.

– Вот, вот, расскажите.

Дитман отвечает, что новая программа в Сибирь еще не дошла, но в прошлом году, в период передышки, Ленин много писал о том, как организовать хозяйство.

– Подробнее, подробнее, – просит Курако.

Дитман оживляется, голос становится звучнее. Статьи Ленина были не только прочитаны, но и пережиты им. Он говорит, каждая его фраза согрета чем-то глубоко личным и оттого приобретает какую-то добавочную силу сверх своего логического смысла. Ему самому было бы невозможно различить, если б он захотел это сделать, где он пересказывает Ленина и где говорит свое, много раз передуманное, отложившееся из жизненного опыта.

Курако слушает, налегши на стол, подперев голову руками и неотрывно глядя в лицо Дитмана. На минуту ему становится странно: две тысячи километров отделяют Томск от черты фронта, за которой изнемогает Советская республика, далеко вокруг властвуют колчаковцы, в этот час они чинят, быть может, расправу в Кольчугине, а Дитман с увлечением говорит об организации социалистического общества.

– Вопрос будет решаться тем, – восклицает Дитман, – сумеем ли мы, сумеет ли социализм создать более высокую производительность труда по сравнению с капитализмом.

– Неужели Ленин так и написал?

Стараясь быть точным, Дитман приводит наизусть некоторые выдержки.

– Как это верно, как это верно! – произносит Курако.

– Прежде всего придется преодолеть расхлябанность, распущенность, падение дисциплины.

Возбужденный разговором, Курако с воодушевлением развивает свои планы преобразования России. Центр металлургии и угля будет в Кузбассе, здесь он построит невиданные во всем мире домны. Его черные глаза блестят.

Они сидят далеко за полночь. Курако сам стелет гостю постель на кожаном диване и спрашивает:

– А как там доменные печи?

– Где-то я читал, что одна еще работает.

– Какая? Где?

– В Енакиеве.

– В Енакиеве? Мои барбосы? Откуда вы все это знаете?

Дитман улыбается, не отвечая. За окном синеет. Ночь прошла незаметно.

– Ну, ложитесь, ложитесь, – говорит Курако.

Пожелав спокойной ночи, Курако идет к двери и на полдороге останавливается. На лице непривычное смущение.

– Мне хочется… – неуверенно говорит он.

С письменного стола он берет серебристый кусок кемеровского кокса.

– Мне хочется переслать это в Россию, на Енакиевский завод. Не знаю, можно ли…

– Кому там передать?

– Инженеру Макарычеву.

– И что сказать?

– Ничего. Это первый кокс Кузбасса. Они сами все поймут.

– Экий вы неисправимый доменщик. Давайте.

Дитман улыбнулся, качая головой.

V

Самодельный броневик и эшелон повстанцев были разбиты карателями около Раскатихи. Повстанцы уходили в тайгу.

Утром каратели на конях влетели в Кольчугино. Поселок был оцеплен.

В штаб отряда сгоняли прикладами все взрослое мужское население. Начался допрос и проверка документов.

Весь день около штаба стояла длинная очередь. Впускали через одну дверь, выпускали в другую.