– Я за справедливость борюсь, товарищи, – сказал Рогов. – Рабочего человека убивать не дам.
Четырех роговцев вывели на помост. Им проголосовали смерть, и они упали на доски с раскроенными черепами.
Копикуз Рогов ненавидел. Его брата запороли при кольчугинской расправе. Роговцы сорвали замки со складов Копикуза. Склады были набиты скобяным товаром – дверными ручками, петлями, шпингалетами и оборудованием для квартир – умывальниками, ватерклозетными суднами и ваннами. Это предназначалось для жилых помещений на площадке. Ванны привели роговцев в ярость – они стали разбивать в куски фаянс и мрамор, раскидывать петли и ручки. На защиту складов бросился Садов. Жестокого администратора узнали. Сабельным ударом его положили на месте.
Начались поиски инженеров Копикуза. Всем им Кратов давно роздал на случай таблетки с цианистым калием. Захватили инженера Челпанова – коксовика. Один из роговцев нащупал у него в кармане что-то твердое и вытащил две белых пилюли.
– Ишь, буржуй, конфеты носит, – сказал партизан и сунул таблетку в рот.
Он захрипел и свалился мертвым. Челпанова прикончили на месте.
Роговцам указали квартиру Курако. Когда партизаны узнали, что там живет один из главных копикузовцев, начальник проектного бюро, они начали разгром. Все вещи выволокли из комнаты. Принялись рвать и топтать огромную библиотеку Курако. Мимо проезжал Рогов. Он увидел книги, падающие на снег из разбитых окон, и сказал:
– Гадов бейте, а книжки не тревожьте. От них народу вреда не будет.
Через трое суток отряд Рогова оставил Кузнецк и двинулся на Гурьевский завод.
Идет отряд на рысях. Полощется по ветру большое черное полотнище, черное знамя отряда.
III
Завод остался без власти, а куракинцы, как всегда, в восемь утра садятся за чертежные столы. Ни одного дня не позволял прогуливать Курако.
С утра Курако обходит чертежные столы и просматривает работу каждого.
– Расскажите, что вы сделали? – спрашивает он.
Курако обладал способностью в две-три минуты проникнуть в смысл сложнейших чертежей и улавливать ошибки расчетов, производившихся несколько дней.
Курако проектирует завод по типу величайшего в мире завода Герри, но вчетверо меньший по размеру.
У окна за чертежным столом сидит Жестовский – студент последнего курса Петербургского политехнического института… Он набело вычерчивает рудный кран. Курако смотрит.
– Ну как, Михаил Константинович?
– Постольку-поскольку. По-эсеровски, пан Жестовский.
Это обычная поговорка Курако, когда он недоволен работой. Лицо Жестовского мрачнеет.
– Эта балка слаба, – говорит Курако. – Возьмите вдвое больше.
– Я два дня высчитывал.
– Еще посчитайте. Вечером скажете.
Курако отходит.
В группу Курако Жестовский попал случайно. В 1917 году в номере петербургской гостиницы, ожидая, как решится судьба Копикуза, Курако сделал карандашом несколько эскизов деталей домны и попросил знакомого профессора поручить студентам сработать чертежи по карандашным наброскам. Профессор передал работу Владимирскому и Жестовскому – студентам последнего курса. Гордые, что чертят для знаменитого доменщика, студенты быстро закончили работу и принесли Михаилу Константиновичу.
Курако посмотрел на чертеж и удивленно вгляделся в лица студентов. Он никогда не видел их, а между тем чертеж выполнен так, как делали только его, Курако, выученики.
На Юзовском заводе доменный цех имел самостоятельное проектное бюро под руководством Гребенникова, не получившего инженерского диплома, но восемь лет проведшего в Америке на металлургических заводах.
