Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг. - страница 25

Дальнейшее следствие в его отношении не проводилось, несмотря на полученные вскоре данные, подтверждавшие знание им цели тайного общества – достижения конституции. Об участии Барыкова в тайном обществе показали на первых своих допросах Ф. Ф. Вадковский (до 23 декабря), П. Н. Свистунов (23 декабря) и З. Г. Чернышев (конец декабря). 29 декабря Свистунов показал, что в конце ноября 1825 г. Барыков, прибыв в Петербург, привез ему записку от Вадковского, в которой говорилось о принятии Барыкова в тайное общество[98]. В своих показаниях от 6 января 1826 г. Вадковский отверг свидетельство Барыкова о том, что он говорил о сочинении Б. Констаном конституции для России, и просил очной ставки. Она не состоялась, так как Барыков к тому времени был прощен и освобожден от следствия[99].

На первом заседании Следственного комитета 17 декабря было отдано распоряжение об аресте Барыкова, о чем сообщалось в докладной записке императору. Последовала резолюция Николая I: «Оставить под присмотром». На заседании Комитета 18 декабря, согласно его «журналу», военный генерал-губернатор Петербурга П. В. Голенищев-Кутузов взял на себя распоряжения о надзоре за Барыковым[100]. Поступавшие сведения заставили следователей снова обратить внимание на Барыкова как участника тайного общества. Новое решение об его аресте Комитет принял после того, как в его распоряжении к 23 декабря оказались записи первых допросов Вадковского и Свистунова. Сохранилась докладная записка о заседании Комитета 24 декабря 1825 г., включающая фамилию Барыкова в число лиц, которых нужно арестовать. Однако эта фамилия была отмечена Николаем I крестиком на полях. Помета А. И. Татищева гласила: «Высочайше повелено исполнить, кроме означенных крестиком рукою императора… 24 декабря»[101]. Следовательно, Барыков, после того как был прощен императором, фактически исключался из числа подследственных. Император ограничился учреждением временного надзора. Характерно, что прощение Барыкова, несмотря на выявленное участие в тайном обществе, приравнивало его в мнении наблюдателей к «невинным» и «очищало» от подозрений в участии в заговоре, о чем свидетельствует разговор императрицы Александры Федоровны и А. Ф. Орлова[102].

Случай Семена Николаевича Жеребцова осложнялся подозрением в его участии в событиях 14 декабря на стороне восставших. Офицер Гренадерского полка, он знал о заговоре от своих однополчан А. Н. Сутгофа, Н. А. Панова, А. Л. Кожевникова, знал он и об их намерениях поднять полк. Об этом стало известно из первого допроса Сутгофа, записанного вечером 14 декабря Левашевым, а через несколько дней К. Ф. Рылеев показал, что Жеребцова наряду с другими офицерами-гренадерами принял в тайное общество П. Г. Каховский[103]. Это, очевидно, стало основанием для ареста Жеребцова и привлечения к следствию.

При допросе, записанном Левашевым, Жеребцов сообщил о том, «что Сутгоф открыл ему все намерения, но он, не входя в его виды, отвечал ему, что во всех полках присягнули, и что пустое затевает». Речь шла, таким образом, только о «намерениях» отказаться от присяги и участвовать в выступлении; вопрос об участии в тайном обществе был обойден. Следствие не располагало данными об участии Жеребцова в самом мятеже (неизвестно, собирались ли данные о поведении этого офицера 14 декабря, как это делалось в отношении других заговорщиков-гренадер, не выведенных за пределы следствия). В итоге Жеребцов «после предварительного допроса по высочайшему повелению освобожден», дальнейшее расследование было прекращено. Как отмечает справка «Алфавита», «при производстве следствия никто не сделал на него никакого показания»