Новое утро - страница 26



[31] с вашими, э-э, переделками, – добавила она Вивьен, прежде чем вернуться к своим спутницам, которые теперь сидели за длинным столом на виду у других посетителей.

– Теперь я понимаю, почему она заправляет делами Ватикана.

– Не совсем так, – ответил Ласситер, садясь обратно. – Даже ее очевидные достоинства не всесильны.

– Ты о чем?

Он пожал плечами, когда перед ними поставили тарелку с тушеными артишоками, затем подождал, пока официант отойдет, прежде чем продолжить:

– О том, что она, например, не может развестись со мной.

– И это такое суровое наказание?

Она ждала его ответа, наслаждаясь непринужденной беседой, которая у них быстро завязалась.

– Лоури, – сказал он вместо этого, ухмыляясь, и Вивьен почувствовала одобрение в его голосе и взгляде, а также обещание соблазнения.


Квартира Вивьен находилась на Виа Маргутта, в богемном районе Рима к северо-западу от Испанской лестницы. Вдоль мощеной улицы тянулись ряды высоких деревянных ворот, за которыми располагались бывшие каретные сараи, а перед ними – дворики, заросшие плющом. Здесь жил режиссер Феллини, который недавно подвозил Вивьен в «Чинечитта», чтобы показать свою новенькую Alfa Romeo Giulietta. Всю дорогу он увлеченно рассказывал о том, как однажды снимет фильм об их соседках, – художнице и тусовщице Новелле Париджини и многообещающей французской актрисе Брижит Бардо. В то время, когда Бардо снималась в фильме «Елена Троянская», она жила в другом каретном сарае с еще более молодой актрисой по имени Урсула Андресс. Из-за того, что их две светловолосые головки часто мелькали рядом, на проезжей части произошло несколько аварий с мотороллерами, а также заметно возросло количество уличных фотографов в любое время суток.

– В город приехал цирк, – заметил Ласситер, увидев стольких артистов, представителей богемы и просто прихлебателей, слоняющихся по улицам посреди ночи. – Тебе это нравится?

– Это напоминает мне лондонский театральный мир. Полная свобода самовыражения. – Вивьен задумалась над этими последними словами, о том, как трудно было чувствовать себя свободной женщиной дома и, как это ни парадоксально, как легко это было здесь, в Риме. Несмотря на многочисленные юридические и религиозные ограничения, итальянские женщины, казалось, вели себя так, как им хотелось. Вивьен была очень впечатлена.

Ласситер, однако, был другого мнения.

– Мне нравится, когда мне приходится побороться за удовольствие.

– Легкое удовольствие – это все равно удовольствие, – возразила она, когда они пересекали внутренний двор, направляясь к ее апартаментам с террасой, чувствуя, как его рука скользит по ее пояснице. Теплые и умелые прикосновения соответствовали его уверенности в себе. Вивьен больше привыкла к таким мужчинам, как сэр Альфред Нокс или ее редактор Алек, за профессиональным поведением которых скрывался маленький мальчик. Ласситер был взрослым человеком, который знал, чего хочет, и верил, что заслуживает этого.

И все же она не стала бы приглашать его войти. Ее манила его темная притягательность, а темнота была тем укрытием, куда она уходила, чтобы забыться. Но на горьком опыте она научилась всегда искать какой-нибудь горизонт – и к тому же не такой многолюдный, как этот, с которого не сходит живущая отдельно жена и обожаемая приемная дочь. Существовала также реальная опасность, что такой человек, как Ласситер, возьмет то, что хочет, и исчезнет. Ее гордость такое плохо переносила.