Итак, за пределами сознания есть мозг с его раздражениями и бессознательная душа, перерабатывающая эти раздражения в состояния сознания. Очевидно, что якобы опровергаемый реализм подносится нам целыми горстями, так как признается, что действия внешнего мира перерабатываются вне сознания в ощущения. Если такое превращение раздражения в ощущение было ранее непонятно, то оно остается непонятным и теперь. Делаемая Гартманом прибавка, гласящая, что переработка раздражения в ощущения совершается бессознательным действием самой души, будучи совершенно произвольной, ни в чем не помогает тут делу. Если превращение внешней реальности в состояние души вообще непонятно, то оно, очевидно, не станет понятнее, когда мы скажем, что оно совершается бессознательно самою душою. Эта непонятность лишь маскируется таким объяснением: вместо того, чтобы на вопрос, как совершается такое превращение, просто отвечать: «мы не знаем», мы отвечаем теперь: «оно совершается душою», т. е. скрываемся за ничего не объясняющие слова, так как ни о какой способности души превращать вещественное в психическое мы не знаем. Словом, дуализм внешней и психической реальностей остается и после так называемого физиологического опровержения в прежней силе. Очевидно, что ничего не объясняет нам и прибавка к словам «действием самой души» слова «бессознательным», так как, если мы даже и допустим бессознательную душу, то ровно ни из чего невидно, почему она получит тем самым ту силу, которою не обладает сознательная душа.
Под видом «физиологического опровержения наивного реализма» Гартман дает нам вовсе не такое опровержение, а произвольно и догматически вставленный отрывок своей метафизики. Для этой метафизики единственная сила в мире есть руководимая представлением воля, и потому переход мозгового раздражения в ощущение есть не превращение вещественного в психическое, а сплошь процесс психический. Но очевидно, что преподносить эту метафизику как слово физиология не только нет никакого основания, но представляется совершенно неоправданным с той точки зрения, на которой теперь стоит Гартман.
Весь трактат Гартмана служит вступлением к его метафизической гносеологии и оправданием ее, и потому прямо начинать с нее значит поступать противно правилам логики. В данном случае вопрос таков: в чем физиология дополняет физическое опровержение наивного реализма? – физиология, понимаемая, как часть естествознания, а не как орудие гартмановой метафизики. Правильный ответ на этот вопрос получается такой: принципиально ни в чем, – так как понятие внешней реальности остается для физиологии таким же, как для физики, а вопроса о реальности души обе они совсем не затрагивают.
Мы видим таким образом, что в результате работы того здравого смысла, который у Гартмана получил наименование «наивного реализма», и поправок, внесенных в эту работу естествознанием, получается такое положение: восприятие понимается как действие на нас некоторой внешней сопротивляющейся реальности; причем под словом «мы» разумеется, но не определяется точными и общепризнаваемыми признаками та внутренняя, психическая реальность, которая сознает; этот реализм, поскольку он принимается за истину естествознанием (включая в состав последнего и опытную психологию), может быть назван естественно-научным реализмом (Гартман этого термина не употребляет) и в таком виде предстает пред лицом философской критики.
