– всегда в готичном прикиде.
И кажется ей порой – ожила чердачная дверь…
У новой Алисы будет другая сказка,
Но порой реальность сказки любой страшней…
Бывает, Алиса, нервно одернув фартук,
Слушает бой сошедших с ума часов,
И кажется ей вот-вот на брегете стрелки,
Как компас на север, укажут на ржавый засов.
На зеркале копоть канувших в лету сражений,
Услышав скрип – зажимаешь кухонный нож,
А там за дверью рвется, как тигр из клетки,
Оживший страх, увидеть все то, что ждешь…
Бывает в полночь, гадая с внучкой на картах,
Сердце замрет – снова брюнет-король,
Главная роль в этом чудном спектакле —
Знаешь финал, а рвешься к огню как моль.
Косится кролик подслеповатым глазом,
Куда-то в угол, следя за игрой теней.
Слышишь, Алиса, это твой выход, детка —
Твое королевство ждет… Да шагай скорей!
январь 2013
Искра интереса, приступ благородства,
Есть ли в героизме хоть какой-то прок?
Для одной песчинки в механизме жизни —
Это лишь мгновение выстрела висок.
В зазеркальном мире, снова точат пики,
Не к лицу мне пешкой, в шахматном строю.
На меня с надеждой больше не смотрите —
Я осталась где-то в бытовом плену.
Смотрит с укоризной кукла в старом платье,
Детство растворилось, в воздухе как дым.
Не решусь я больше под огнем проклятья
По свистку подняться. Позже… сможет, сын.
Я не знаю точно… Может быть, не скрою,
Мне хотелось б снова возвратиться к вам.
Но боюсь, надолго не смогу остаться…
Так не просто верить сказкам и словам.
Зеркало туманит пыльная завеса,
Я от войн отвыкла, потеряла нить
На опушке злого сухостоя-леса…
– Помнишь, королева? Как же не забыть…
Ест глаза слезами памятная фраза.
Голову понурив, кони щиплют сныть.
Я не отступала тридцать лет ни разу —
Вот опять зовет труба, может, хватит ныть?
Нынче меня сложно выманить из дома,
Ластится об ноги черный старый кот.
Бьют часы двенадцать, я давала слово:
Со щитом – иль на щите, тапками вперед.
Пахнут бергамотом голубые свечи,
Белый рыцарь где-то пьет на посошок.
На записку сыну – сто секунд до встречи,
Сто ударов сердца – время как песок.
Тесноваты латы, тяжела корона,
Зеркало ловило гул моих шагов.
Помнишь, в лабиринте, я тебя искала?
Знаю… наломала я не мало дров.
Я иду по клеткам поступью владыки,
Видимо, посуду не судьба домыть.
Губы шепчут только немо и устало:
– Милый, постарайся, зеркало разбить.
февраль 2011
Я жду у дверей перед гранью кривого стекла,
Пушистый зверек не спешит к экскурсантам по сказке,
В оконном режиме на стенах висят зеркала —
Мое иноземье на две черно-белые краски.
Лишь красная масть нарушает привычный альянс,
Во сне проливая кагор из червленого кубка,
Кровавая маска идет с домино в резонанс,
В надрывном сигнале зашлась телефонная трубка.
Зеркальная пленка – на лезвии бритвы баланс,
Меж разумом и совершенно абстрактным безумьем.
Зеленых свечей похоронно-торжественный транс.
Бессонная ночь. Рождество. Ворожба в полнолунье.
Мое иноземье за хрупкой границей стекла
С чеширской улыбкой возникнет из тьмы коридора,
Я просто, как память, его для себя берегла,
Чтоб даже украдкой его не заметили воры.
Я жду у дверей. Бой курантов звучит как набат.
Вот-вот распахнутся, смешается все в одночасье.
Нахлынет волна и ворвется упрямый фрегат
Под флагом костлявым в мое грозовое ненастье.
Вот-вот, еще миг – разорвется, разверзнется мир,
Рассыплется карточным замком в песчаную бурю,
Заряжены пушки ядром в самый крупный калибр,
А там за спиною, за кадром, в надрыв: «аллилуйя».
