– Ну что же вы! – недоуменно сказал Рублев, спустя минуту, по истечению которой к монете никто не прикоснулся. – Я вам ее дарю!
– Благородно! – сказал Николай Александрович.
– Я все равно не могу, после того, что случилось, – ответил Иван Иванович.
– Давайте по справедливости, – сказал господин и закрыл книгу в руках Рублева, – монета будет у вас, пока мы не вернем все рубли, которые по праву должны принадлежать вам, после чего поменяемся по справедливости.
– Я согласен!
– Еще бы вы не согласились! Настоящие приключения всем по вкусу. Теперь же меня волнует, где рубль с портретом Николая Александровича и сам альбом с гербом дома Романовых?
Рублев показал серебреный рубль и альбом.
– Николай Александрович, как вы желаете: с нами или в альбоме? – спросил господин.
– С вашего позволения, я бы прогулялся по свежему воздуху, – попросил император.
– Рубль принадлежит Егору Игоревичу, ему и решать.
– Ради Бога!
– Благодарю.
– Вот только я не понял, что значит, желаете с нами или в альбоме? Неужели Николай Александрович может поместиться в альбом?
– А где по-вашему он был раньше?
– Неужели в альбоме?!
– Егор Игоревич, вы поверили всему, что говорил Иван Иванович, но не возьмете в голову элементарную вещь. Что же будет дальше, когда мы станем летать по небу и творить черт знает что?
– Мы станем летать по небу? – изумился Рублев.
– Это мелочи, по сравнению с тем, что они могут и делают на земле! – сказал Николай Александрович.
– Справедливо! И если вам мало предоставленных доказательств, будьте так любезны, следуйте за мной. Пока мы будем спускаться, я надеюсь, что Иван Иванович организует транспорт, чтобы наша поездка прошла с ветерком.
– Слушаюсь, мой господин, – сказал Иван Иванович и растворился в воздухе.
Рублев опять обомлел.
– Привыкайте, уважаемый, это был заурядный пример черной магии, самые невероятные вещи ожидают вас впереди. И еще, пожалуйста, возьмите собой рубль и альбом Романовых. О том чтобы вы взяли собой и серебряник, я говорить не стану, потому что это вы должны сделать в первую очередь и без всяких напоминаний.
– Я сделаю все, как вы велели, но не могли бы вы сказать, как вас называть, а то, знаете, как-то не удобно.
– Мои дела – мое имя! Ну, раз вы просите, и мой слуга назвался на русский манер, Иваном Ивановичем, извольте зовут меня Дмитрием Сергеевичем, в честь первых букв имен, которые я получил от своего незабвенного учителя.
– Хорошо, Дмитрий Сергеевич.
– Вот и славно. Прошу на выход, а то предполагаю, что Иван Иванович уже заждался.
Дмитрия Сергеевича и его спутников ждала коляска, запряженная тройкой вороных коней с бубенцами. Черные как смоль от хвоста до ушей, верные на все времена помощники Ивана Ивановича звали в дорогу, били копытам и сыпали горящие искры на тротуар.
– Двадцать первый век на дворе, где вы раздобыли это чудо? – воскликнул Рублев, с восхищением рассматривая транспорт, который Гоголь в труде всей свой жизни сравнивал с Россией.
– У цыган выменял! – отвечал Ивана Иванович.
– На что, если не секрет? – спросил Николай Александрович.
– На то, что они еще тысячу лет будут сыты и обуты, не работая.
– В три дорого переплатили, русскому народу тысячу лет придется расплачиваться, – недовольно сказал Николай Александрович, но охотно сел в коляску.
– Хоть и неважный, но император до мозга костей, – шепнул Дмитрий Сергеевич на ухо Рублеву.
Все уселись в коляску, и Дмитрий Сергеевич повелел:
