Отец умолк, понурив голову, словно погрузившись в омут воспоминаний. Тишина затянулась, и наконец он заговорил:
– Почему ты так противишься медицине? Ведь ты сдал экзамены по профильным предметам. Значит, есть способности к такого рода предметам.
– Просто не моё, – бросил я, отворачиваясь.
– Но ты ведь даже не попробовал…
– Зато ты попробовал сполна! Сам рассказывал о бессонных ночах, о зубрежке, о стрессе, когда сокурсников выгоняли пачками. И эти годы учебы… Шесть лет, потом ординатура! К тридцати годам, в лучшем случае, станешь врачом.
Отец нахмурился, словно болезненное воспоминание коснулось его души. Он взглянул на меня с какой-то виноватой настороженностью.
– Прости, если мои рассказы тебя напугали. Я не хотел запятнать твое представление о студенческой жизни, отбить охоту. Там ведь было и много хорошего. Хочешь, как-нибудь расскажу?
– Не стоит, – отрезал я с раздражением.
– В любом случае, жизнь полна трудностей. Чтобы добиться чего-то стоящего, нужно приложить усилия…
– Да-да… Без труда не выловишь и рыбку из пруда… Знаю, пап, не вчера родился.
– Ты очень умный парень, Глеб, – сказал отец, кладя теплую ладонь мне на плечо. – Ты просто не представляешь, на что способен.
– А она представляет? – ответил я, глядя ему прямо в глаза.
– Мама знает, что у тебя огромный потенциал и не хочет, чтобы ты спустил его в унитаз.
Его взгляд был мягким и добрым, и в этот момент что-то дрогнуло в глубине моей души. Казалось, отец видит меня насквозь, знает меня лучше, чем я сам. В нем чувствовалась какая-то мудрость, и я подумал, как повезло маме. Хотелось бы мне когда-нибудь встретить такого же человека…
Весь тот день мать избегала меня. Встала она довольно поздно, видимо, сказалось излишне выпитое спиртное. Поначалу я и сам не горел желанием с ней встречаться лицом к лицу, но всё равно понимал, что рано или поздно нам придется обсудить то, что я ей наговорил в порыве гнева.
Когда время близилось к вечеру, я всё же решил, как бы случайно наткнуться на неё. Услышав, как мать стучит посудой на кухне, я подумал, что это идеальный момент помириться с ней. Правда, когда я подходил к кухне, она вдруг достала свой телефон и, прижав его к уху, начала изображать, что разговаривает по телефону, а затем поспешно прошмыгнула мимо меня, даже не удостоив взглядом.
Настал понедельник. Когда родители вернулись с работы, мать начала постоянно искать поводы не находиться со мной в одной комнате: то срочно нужно сходить в магазин, то прогуляться с собакой, а то соседка вроде как просила зайти к ней поговорить.
Меня это поведение матери начало сильно раздражать. Я не переставал удивляться, как это человек, который пытается научить меня быть взрослым, едва услышав приближение собственного сына, убегает, как десятилетняя девочка, чтобы не находиться с ним в одном помещении.
Я решил, что надо просто дать ей время и когда она успокоится и переживет всё это, то простит меня и тогда мы сможем наконец поговорить. Первым начинать разговор я не решался и даже когда на следующий день мы оказались в одном помещении слова извинений словно застряли у меня внутри.
Отец в этой ситуации чувствовал себя вполне комфортно. Хотя он общался только с каждым из нас по отдельности, но не с обоими сразу, ему и раньше приходилось выполнять роль посредника. Наблюдая за ним, я вдруг понял, как это можно использовать.
