Выскакиваю, тяжело дыша, думая, что же делать. Найти какое-нибудь защитное орудие? Хотя бы швабру!
Интересно, где у миллиардеров швабры?
Дальше додумать не успеваю, потому что утыкаюсь в крепкую, мускулистую, влажную мужскую грудь, офигенно пахнущую грудь.
Божечки, да за что это мне? Где я так нагрешила-то? М-м-м…
17. Глава 17
- Куда-то спешишь, Мальвина?
- Я… я… - я теряю дар речи, потому что впервые, наверное, оказываюсь просто в плену нежданно накатившего, незнакомого мне ощущения.
Это… возбуждение что ли?
Мне жарко, очень. И…как-то резко щекотно внизу живота. И тянет. И голова кружится. И хочется прижаться к этой твердой груди и вдохнуть терпкий мужской аромат.
Стоп! Мальвина! То есть Маруся. С ума сошла?
Резко отпрыгиваю в сторону, ударяясь спиной о дверь, которую только что закрыла.
- Извините.
- Это ты меня извини, я тебя напугал?
Дюжев – а это он, собственной персоной – делает шаг ко мне. Я как идиотка выставляю вперед руки в жесте – не подходи.
- Не бойся, не трону. Ты чего скачешь тут? Водички попить захотела?
- Нет, я… там… там кто-то в шкафу.
- В смысле кто-то?
- Кто-то скребёт.
- Что делает? – мой начальник усмехается, а я краснею, не в тему вспомнив анекдот про мышь, которая скребёт, и вопрос, кто такой «скр»…
- Ну… шуршит там что-то, звуки издаёт. Я… я испугалась.
Ага, испугалась и выскочила, оставив двоих детей с опасностью! Чёрт… не хорошо! Но я ведь не только Даню, я и Дашку там оставила? И вообще, я не оставила, я за помощью пошла! За шваброй. Кстати…
- У вас швабра есть?
- Что? – Серкан поднимает обе брови, и, кажется, еле сдерживает смех.
- Швабра. Я думала… открыть и проверить, что там…
- Пойдем, посмотрим, кто у тебя там… скребёт.
- А вы не боитесь? – задаю вопрос и тут же снова густо краснею, что за дурочка!
- Честно? Боюсь, конечно. Мало ли, кто там может быть у мачехи в шкафу. Ты не забыла, это же её дом.
Точно. Забыла. Значит, у мачехи в шкафу могут быть скелеты? Интересненько.
- Пойдем, не бойся, кажется, я знаю, что там.
Дюжев спокойно заходит в комнату, где из шкафа по прежнему доносится противный скрежет. Кажется, еще сильнее стал.
Может, правда мыши? Или… крысы?
Представляю армию длиннохвостых мерзавцев, которые атакуют несчастного принца Щелкунчика, и непроизвольно хватаю Серкана-Ивана за руку.
- Стойте.
- Ты чего, Марусь?
- А если там… а он вас…укусит?
- Я сам кого хочешь укушу! – говорит и уверенно клацает зубами. – Не боИсь, трусишка, я с тобой. Я тебя защитЮ, или защищу? Как правильно?
Пока я придумываю развернутый ответ как настоящий будущий филолог Дюжев направляется к шкафу, в котором спряталось скребущее создание, и уже готовится его открыть, как я хватаю его за руку.
- Да что ж такое, Мария?
- А вдруг оно летает? Или прыгает? А тут дети!
- Да уймись ты, оно не летает и не прыгает, смотри!
Дверь открывается и вопреки прогнозам большого босса на меня именно что выпрыгивает нечто темное, сверкающее, скрежещущее, и мне не остается ничего другого как огласить спальню жутким, громким воплем.
- А-а-а! Ма-ма!
А в довершение всего этого лютого кринжа я бросаюсь на Дюжева, обнимаю его руками и ногами, продолжая визжать, не думая о том, что перебужу детей и весь дом вместе с ними.
- Мальвина, ты что, с ума сошла? – глаза Серкана так близко, темные-темные, как шлем Дарта Вейдера, но не страшные, и не злые. Добрые и красивые. И губы у него очень красивые. И почему-то очень хочется узнать, они мягкие или твердые? А как он целуется?
